Одно время к ним в квартиру зачастили доктора, которые, распространяя запахи лекарств, хлопотали вокруг бабушки, разводили руками, качали головами, делали ей уколы, которых его младший брат Мишка боялся как огня. Часто Андрей видел маму в слезах, а ещё она как-то сказала папе с горечью: «Тебе легко судить – ведь это не твоя мать». После этого они долго не общались между собой. Но теперь и доктора уже к ним не приходили, а за дверью комнаты, где в одиночестве лежала бабушка Шура, царила гнетущая тишина.
Андрей был в кровати и никак не мог уснуть. Часы уже показывали половину первого ночи, а он лежал и всё думал. Завтра утром родители уедут по делам, и они с Мишкой останутся в квартире одни на целые сутки. Хотя нет, не одни. Ведь с ними будет бабушка Шура. Только теперь не она будет за ними приглядывать, а он, Андрей, как старший мужчина в доме на время отсутствия взрослых, присмотрит и за бабушкой, и за младшим братом. Ему это было не впервой, только вот за бабулей он ещё никогда не присматривал. И его это тревожило. А вдруг, пока родителей не будет дома, с бабушкой что-нибудь произойдёт?
Его брат Мишка пойдёт в первый класс только на будущий год. Он был славным малым со светлыми волосами и голубыми глазами. Миша был довольно послушным мальчиком, и ещё – очень впечатлительным. Он умел чувствовать ложь, неправду, а сам старался лгать только во благо. Родителям он почти никогда не доставлял хлопот, в отличие от него, Андрея, когда он был в том возрасте, в каком был сейчас Мишка. Его младшего брата все любили и оберегали, называли его «солнечным» мальчиком.
Андрей перевернулся со спины на бок. Так скоро утро настанет – надо засыпать. Но сон никак не шёл. Мысли, тревожные и волнительные, точно назойливые мухи вертелись в голове. Он прислушался. Ночью квартира наполнялась звуками, которых днём попросту не замечаешь: какие-то шорохи, щелчки, скрежет. Андрей снова лёг на спину, пытаясь распознать какие-нибудь знаки, которые подавала погружённая во тьму квартира. Ко всем этим звукам теперь присоединился новый – негромкий, глухой, близкий и в то же самое время далёкий. Андрей приподнялся на локтях. В сердце гнездилась тяжесть. Звук повторился. Стон? Может, бабушке стало хуже? Может, у неё усилилась боль? На протяжении этого месяца родители и врачи часто повторяли два слова: «рак» и «метастазы». Мама всё чаще тихо плакала, а папа также тихо и нежно её обнимал, успокаивал.
И вдруг Андрей со всей остротой почувствовал внезапно нахлынувшую тоску. Это была тоска по бабушке, которая, может быть, никогда уже не встанет с постели. Ему очень не хотелось, чтобы она умирала. Смерть людей он переносил непросто. Во всех печальных подробностях ему вспомнились похороны их престарелого школьного учителя по музыке два года назад. Тогда собрались все ученики, отличники, хорошисты и двоечники, ботаники и заядлые драчуны, а на первом этаже школы, у самого входа, на стол поставили чёрно-белую фотографию учителя, где он был запечатлён молодым, здоровым и красивым. Глаза его лучились светом, на лице была улыбка, а волосы были пышными и ещё не поредели. А через несколько месяцев умер дедушка, отец их мамы. И снова похороны, свидетелями на которых наравне с остальными родственниками и знакомыми были они с Мишкой. Именно в тот печальный день Андрей осознал всю тяжесть и боль утраты родного человека. И ничего нельзя было поделать, а только продолжать жить. «Жить достойно» – как говорил отец. Андрей мучительно пытался вспомнить лица покойных учителя музыки Анатолия Борисовича Вишнякова и дедушки Васи, однако вместо знакомых лиц были лишь какие-то неясные, мутные пятна.
