– Пир во время чумы, – вырвалось у меня.
Она не ответила на колкость. Открыла бутылку, разлила по граненым стаканам.
– Фужеров не нашла.
Я фыркнула, пригубила вино. Алка выпила залпом. Посмотрела на мой, почти полный стакан.
– Нельзя мне, – я отвела взгляд.
– Да я понимаю, – оживилась она. – Ладно тебе, у нас два выходных впереди. Выспишься!
Подруга поняла все по-своему.
Через час, уговорив почти всю бутылку, Алка наконец-то решилась на трудный разговор. Взгляд ее синих глаз не отрывался от моего лица, но я не видела в них пьяного блеска. Сегодня, по какой-то причине, вино на подругу не действовало.
– Белка, ты должна понимать, что не все в этой жизни зависит от мужиков, – начала она. – Вот ты – успешная писательница, скоро сможешь сама себя обеспечить. Мы с Левандовским, со своей стороны всегда тебя поддержим. Опять же Кира….
– Алка, не томи уже. Говори. Лучше горькая правда, чем….
Оказалось, что к правде я совсем не готова
– Снежанка переехала к вам, – выпалила Алка. – Антон везде появляется с ней под ручку. И я подозреваю….
– Нет! – мой стакан полетел на пол, но я даже не заметила этого. – Она всегда его не любила! Обзывала напыщенным фанфароном, терпеть не могла его. Это не правда. Слышишь! Ты врешь! Врешь!
Я что-то кричала еще. Обидное. Обзывала подругу. Я не верила. Не хотела верить в этот бред, который несла Алка. И наверно еще чуть-чуть, просто накинулась бы на нее, как дикая кошка, ведь в этот момент, она, казалось, была эпицентром моего несчастья. Но моя подруга оказалась умнее. В какой-то момент я увидела ее совсем близко. Лицо ее было спокойным и это взбесило меня еще сильнее. Кажется, я замахнулась, что бы дать ей пощечину. Но не успела.
– Что ты мне вколола? – мой голос звучал вяло и безразлично.
– Не бойся, с одного раза не привыкнешь.
Алка, буднично, как будто ничего не произошло, убирала со стола. Я валялась на диване, глядя в потолок.
– Ты что, знала?
– Предполагала, – она уже закончила и присев на краешек дивана взяла мою руку в свою.
– Белка, у тебя нервное истощение. Я таблетки тебе привезла. Пропьешь, легче станет.
– Нельзя таблетки. Запрещено.
– Я поговорю с начальником колонии, объясню ситуацию.
– Ты же не врач.
Она посмотрела с легким укором. Алка почти десять лет проработала медсестрой в клинике Соловьева. Опыт у нее был большой.
6
Я равнодушно смотрела в окно. За ним светило яркое, зимнее солнце. Ветки деревьев сверкали хрустальным инеем. Природа словно раскаялась за свой буйный нрав и дарила человечеству прекрасные дни.
Алка уехала и после ее отъезда в моей душе образовалась пустота. Она давила изнутри. Я чувствовала, как пустота эта ширится. Где-то, когда-то я читала, что человеческая душа обязательно должна быть чем-то наполнена, что не может пустота в душе длиться вечно, и понимала, что первой придет тоска, уже протянувшая свои холодные, липкие щупальца-нити к моему сердцу.
– Неважно выглядите, Серебрянская.
Голос подполковника вывел меня из транса, заставив отвести взгляд от окна. Молча и внимательно, будто видел впервые, начальник колонии рассматривал меня из-под очков. Отвечать ему совсем не хотелось.
– Андрей Петрович, вам что-то снова перевести.
Слова выходили почти шепотом, на выдохе. Я опустила веки, прячась от его цепких, всепроникающих, будто рентген, глаз. Зачем ему мои проблемы. Здесь у каждого своя драма.
– В точку, что называется, Белла Аркадьевна. Да не совсем, – он выбил дробь пальцами по столешнице.
