Карл появился во дворе, когда Лиза, опережая Вито, шла ему навстречу. Даниель плёлся далеко позади с коробкой в руках.
– Ты-то мне и нужна. Картина продалась. Твоя доля.
Карл отсчитал купюры и вручил Лизе. Та пискнула, крутанулась на одной ноге и унеслась обратно в подъезд.
– Так и будешь мотаться туда-сюда? – проворчала Луиза, увидев дочь на пороге.
Лиза вошла домой, прикрыла дверь и потрясла перед матерью стопкой купюр.
– Это что? Откуда столько? Где взяла?
– Заработала.
– Как же это ты заработала?
– Дай угадаю, – Алиса явилась из кухни и привалилась к дверному косяку.
– Твои шутки про проституцию уже все слышали, можешь не повторять. Карл меня нарисовал. Картину купили. Это мой гонорар.
– Ты совсем с ума сошла? Ты – ребёнок! А если картину купил извращенец? А если он узнает, что на картине ты, и будет тебя преследовать? Я – твоя мать! И я не разрешала тебе ни для кого позировать. Один раз вляпаешься, никогда не отмоешься.
– Ты так говоришь, как будто продали меня, а не картину.
– Ты на ней хоть одетая? – хихикнула Алиса.
– Дура. Ладно, у меня дела.
– Какие дела? – Луиза навалилась на дверь.
– Меня ждут.
– Сегодня ты сидишь дома, – Луиза затрясла руками, отгоняя Лизу в глубь квартиры.
– Да, точно, – Лиза прошмыгнула мимо матери, захлопнула за собой дверь, которая немедленно распахнулась снова.
– И чтобы я больше не видела тебя рядом с Карлом!
Лиза бросилась вниз по лестнице.
Рядом с Вито стоял мальчишка, с виду полная его противоположность. Такими блондинистыми нестрижеными кудрями могли бы умиляться некоторые родители, но не в его возрасте. На нём была белая, особенно на груди и плечах, рубашка с подвёрнутыми манжетами, по типу кружев театрального костюма. Штанины кремового цвета брюк с накладными карманами на бёдрах неравномерно выцвели и мохрились по краям. Не сразу можно было определить, где заканчивается фигура мальчишки и начинается окружающее его пространство.
Оба пялились куда-то под дерево за фонтаном. Тощий пятнистый кот припал к земле и вилял перед прыжком. Под деревом трепыхалась раненая птица с оранжевой грудкой. Лиза прикрикнула на кота, тот выпрямился, оглянулся и дал дёру.
– Кот остался голодным, – заключил мальчишка.
– Это Даниель. Даниель, это Лиза.
– Ой, извините, испортила вам представление. На самом деле нет, не извините. Вам должно быть стыдно за такую жестокость. Стоят и молча смотрят. Никакого милосердия.
– Интересно, как человек определяет, на чьей стороне вмешаться в игру, которую не он придумал? Птица ведь всё равно погибнет. Не этот кот, так найдётся другой. Как она будет искать еду? Она же ранена. Или хочешь вмешаться в эволюцию, вылечить и поставить её в зависимость от себя? Или вернуть обратно в игру, в которой она уже проиграла, чтобы она проиграла снова? В этом милосердие?
– И откуда ты такой весь из себя рассудительный взялся? Посмотрите на него!
– Приютский, – сказал Карл.
– Приютские все в приюте, – буркнул Даниель. – А мне как раз от него уехать бы подальше. Да и от людей вообще.
– Так чего ж не уезжаешь? – спросила Лиза.
– Уеду. Только денег раздобуду. А что, Карл, в той банке с монетами была моя доля?
Карл погремел мелочью в кармане, зачерпнул и выдал Даниелю горсть монет.
– Этого хватит, чтобы уехать?
– Смотря куда.
– Подальше за город, а там найду себе занятие. Буду за животными ухаживать.
– За животными, это хорошо. Но пока не найдёшь работу, надо на что-то жить. Этого вряд ли хватит. А без документов и в таком виде ты уедешь не дальше ближайшего патруля.
