По окончании завтрака Якуб, бросив осторожный взгляд на жену, нерешительно произнёс:
– Мы не хотели бы злоупотреблять гостеприимством. К тому же неотложные дела ждут нас в Жовкве.
– Нам тоже пора возвращаться в Гейдельберг, – вставила Людовига Каролина.
Княгиня Радзивилл лишь пожала плечами.
– Что вы собираетесь делать, Барбара?
– Я бы хотела посетить костёл Святой Троицы в Ишкольди.
– Хорошо, я выделю вам свиту.
– Благодарю, я доеду одна.
Катажина всем телом повернулась к девушке.
– Дороги могут быть небезопасны.
– Я во всём полагаюсь на волю Господа, и не нуждаюсь в охране.
– Речь идёт не об охране, возьмите сопровождающего. Хотя бы Агнешку.
Барбара перевела взгляд на горничную, её небесно-голубые глаза упрямо сощурились. Агнешка, казалось, смутилась от этого пристального взгляда, поднос в руках девушки задрожал так, что она была вынуждена поставить его на стол.
– Хорошо, я согласна, – медленно, словно взвешивая каждое слово, ответила Сапежанка.
– Спасибо, я сейчас же отдам все необходимые распоряжения, – Катажина взяла в руки колокольчик и позвонила. Пришедшая на зов горничная Стефания выслушала указания княгини, затем наклонилась и что-то тихо шепнула на ухо. Катажина с плохо скрываемым волнением выслушала сообщение и кивнула в ответ.
Первыми, поблагодарив хозяев за гостеприимство, трапезную покинули супруги Собесские. Вслед за ними раскланялась Бранденбургская чета.
Пока в малой трапезной шёл завтрак, кастелян в задумчивости расхаживал по галерее второго яруса. Здесь не было той роскоши, которая буквально заполняла верхние апартаменты, однако убранство нижних покоев было добротным: на полу причудливым узором играла разноцветная кафля, стены и потолок темнели морёным дубом, в резных рамах блестели новые, привезённые из Венеции стёкла.
Кастелян неторопливой походкой дошёл до лестницы, затем развернулся и пошёл обратно, прикидывая оставшиеся объёмы работ по восстановлению замка, как его кто-то негромко окликнул по-польски:
– Wielmożni pan Slawuta! [3]
Кастелян обернулся – Людвига Каролина, укрывшись за одной из колонн, поманила его рукой.
– Добрый день, ваша милость. Чем могу быть полезен?
Вместо ответа нейбургская принцесса подала свёрнутый в трубку лист бумаги с печатью из красного воска.
– Это… мне? – Славута с недоумением посмотрел на свиток.
– Да, берите.
– Я должен это прочесть?
– Нет… впрочем, прочтите, если вам будет угодно… но только не сейчас.
– Тогда что я с этим должен делать?
– Я возвращаюсь в Гейдельберг, и, возможно, больше не вернусь в Литву. Я слышала, вы бываете в монастыре святых Петра и Павла в Менске. Передайте это настоятелю, он уже уведомлен.
– К вашим услугам, княгиня.
Кастелян отвесил поклон, нейбургская принцесса сделала малый реверанс и вышла.
Дождавшись, когда её шаги утихнут в конце коридора, кастелян развернул упругий свиток и прочёл текст на русском языке:
«Изъяснив всем, кому знать должно, что церкви религии старой Греко-Русской, с незапамятных времён построенные и арендованные в городе Слуцке и Копыле и во всём княжестве Слуцком и Копыльском, а также в имениях моих Кайденовском, Копыльском, Белицком, Заблудовском, Невельском, Себежском и других, всегда стояли под благословением восточного Константинопольского патриарха, и блаженной памяти князь и княгиня, предки мои, всегда этой религии и подданным православным покровительствовали, и что они доселе пользовались и ныне пользуются свободою своего старогреческого богослужения и силою церковных правил в духе Церкви Восточной, а потому настоящею привилею утверждаю, чтобы церкви, архимандриты, игумены, монастыри и братства в княжестве Слуцком и других моих владениях на вечные времена неприкосновенно, без всякой перемены были сохраняемы в совершенной свободе своего богослужения».
