А вот сейчас, наречённый Уникумом Грехорий Аскулла, не выдержал видимо всего этого давления на себя со стороны и не пойми кого, и как сумел возмутился таким попиранием своих гражданских прав. – Но я не Грехорий Аскулла! – взвизгнул фальцетом Грехорий Аскулла, чем выказал себя не слишком воздержанным на эмоции гражданином.
– А кто ж ты тогда? – с насмешкой над этой наивной ловкостью Грехория Аскуллы, задался вопросом ты.
На что Грехорий Аскулла надувается важностью насколько позволяет его живот, ещё подвинувший тебя в сторону неприятия Грехория Аскуллы, и пафосно делает заявление. – Я Луций Манлий Торкват, представитель одного из самых родовитых родов Рима. – И назвавший себя так пафосно Грехорий Аскулла, сумел внушить тебе уважение к его упорству отстаивания своего самозванства. – Вот на что готов пойти Грехорий, лишь бы не быть самим собой. – Рассудил ты, вслед задавшись вопросом. – И чем Грехорий Аскулла сам себе не угодил, что он сам себя знать под собственным именем не хочет?
Но сейчас не время для вот таких копаний в чужой начинке, и ты, с виду вроде как убеждённый такой самоуверенностью Грехория Аскуллы в отстаивании себя человеком в другом качестве и имени (всё-таки не дурак этот Грехорий Аскулла, выбрав под своё новое самозванство столь величественного гражданина со связями и средствами), всё же имея сомнения на его счёт, задаёшь ему самый простой вопрос, предваряя его одной обязательностью своей жизни.
– Я, – говоришь ты, – столько раз был обманут, что перестал верить на слово людям. Так что для того, чтобы я тебе поверил, я хотел бы видеть какие-нибудь доказательства этих твоих слов.
Ну а Грехорий Аскулла, выдающий себя за родовитого гражданина Луция Торквата, до сих пор находясь под давлением обстоятельств нахождения себя и своих ног наступом на них твоей к нему непримиримой позиции, вынужден следовать голосу своего разума, подсказывающего ему, что этот тип напротив него не отступится никак без этих весомых доказательств. Да так ещё не оступится, что потом и сожалеть громко будет нечем во рту без зубов.
– Вот моё доказательство. – Заявляет пока ещё Грехорий Аскулла, вынимая и не пойми откуда ожерелье. – Это знак нашего, Торкватов, родового отличия. – И только это Грехорий Аскулла говорит, как в тот же момент происходит до невероятности неожиданное для него событие – ожерелье из его рук в момент вырывается рукой этого незнакомца напротив, то есть тобой.
На что ты смотришь с более хладнокровной стороны, с видом человека знающего, что он делает. – А теперь следуя твоей логике, – посмотрев на ожерелье уже в своих руках, затем посмотрев на Грехория Аскуллу, подступаешься к нему ты с разъяснением своего поступка и позиции на это его самоуверенное заявление, – именно я родовитый римский гражданин, Луций Манлий Торкват, раз знак родовитого отличия, ожерелье, в моих руках.
И с такой очевидностью трудно поспорить, особенно тогда, когда она подкреплена твоей физической силой. Вот Грехорий Аскулла и не спорит, надломившись и, начав оседать вниз, на свои колени.
Ну а через какое-то время, когда эта встреча оказалась в некотором времени позади, ты натыкаешься на слухи о том, что самый выдающийся человек нашего времени, Луций Манлий Торкват, патриций, был с помощью хитрости своих врагов, коих всегда без счёту у таких выдающихся как он людей, был заманен в ловушку, где его ждала погибель, и только благодаря своему беспримерному мужеству, он избежал неминуемой смерти. Но не без своих потерь. Его врагами у него был похищен знак родовитого отличия, ожерелье. И Торкват клятвенное слово даёт, что тот, кто вернёт ему похищенное ожерелье, получит для себя сполна награду, плюс ему собственноручно будет дано право привести в исполнение казнь этого преступника.
