Рабочий день Стивена закончился, и он снял галстук, но, хотя шел уже одиннадцатый час, на портье все еще была белоснежная форменная рубашка и серые брюки – должно быть, почти вся его жизнь протекала в этом доме.
Эйприл сидела за кухонным столом – кухня оказалась единственным местом, куда можно было пригласить гостя, – а Стивен прислонился к тумбе, держа в руке чашку чая.
Он согласно кивнул:
– Должно быть, на вас обрушилось сразу столько всего. Я подумал сначала, что вам будет проще, поскольку вы не были знакомы с Лилиан. Хотя, с другой стороны, то, что вы не знали ее, вероятно, наоборот, все осложняет. Вы хотите узнать о ней до того, как расстанетесь с квартирой.
– Здесь очень много вещей. И я уже увидела кое-что такое, что напоминает мне меня саму. Если можно так сказать.
Стивен улыбнулся, словно собираясь сделать признание:
– Можно. Я сразу же заметил фамильное сходство. В глазах. Забавно. Очень часто жильцы на закате дней сходятся с нами, обслуживающим персоналом, ближе, чем со своими родственниками.
– Хотя, как я могу догадаться, обычно никто не считает вас за людей.
– О, на это мы не обращаем внимания. Нам платят за то, чтобы мы исполняли свою работу. Но когда много лет служишь у кого-нибудь в доме, невольно делаешься частью жизни этого человека. Вроде как членом семьи.
– Вы любили Лилиан?
– Да. И дневные портье тоже. Хотя сомневаюсь, чтобы ее знал кто-нибудь из ночной смены. С ними она никогда не сталкивалась.
– Почему так?
Стивен пожал плечами:
– Она всегда старалась вернуться домой задолго до наступления сумерек. – Он видел, что Эйприл смутилась, и попытался развить свою мысль. – Когда твоя смена составляет двенадцать часов, это просто неизбежно. Мы не подсматриваем за жильцами, но подобные мелочи замечаешь невольно. К тому же нам платят за то, чтобы мы все замечали.
Стивен явно готовил Эйприл к чему-то. Она видела, что этот человек обладает безупречными манерами, он настоящий профессионал, который не станет сплетничать или болтать попусту. Наверное, персоналу это запрещено. Но она так устала, ей просто хочется, чтобы он был с ней откровенен. Если к Лилиан никогда не ходили гости, у нее не было друзей, значит, служащие в Баррингтон-хаус были ее единственными собеседниками. Похоже, в последние годы портье составляли все общество Лилиан. И от одной мысли о жизни, которая была известна только им, Эйприл снова впала в уныние.
Она устало улыбнулась Стивену:
– Прошу вас, Стивен. Вы можете быть со мной откровенны. Мне необходимо зацепиться за что-нибудь, прежде чем я начну ворошить прошлое. Любопытство меня погубит.
Старший портье кивнул, затем поглядел на свои ботинки, облизнул губы.
– Как я уже говорил, Лилиан была весьма эксцентричной.
– Но в чем именно это выражалось? В смысле, разговаривала она сама с собой или?..
– Да. Разговаривала. Половину времени она пребывала в своем собственном мире. Внутри своего сознания. И она всегда казалась несчастной, когда возвращалась в этот мир.
Эйприл ощутила, как у нее опустились уголки рта.
– Но случались и моменты, когда она просто лучилась светом. Она была такой грациозной. И еще у вашей бабушки были безупречные манеры. Действительно аристократические. Хотя обычно мы видели ее всего лишь раз в день, когда она выходила. Каждый божий день. В одиннадцать, прямо с боем часов. Однако…
– Продолжайте.
Стивен теперь улыбался смущенно.
