Понял, что сейчас не нужно портить образ:
Я балбес из города. Мне нечем там заняться,
Вот я и пришел, сентиментальный олух.
Я закрыл калитку на крючок из стали,
Дверь казалась хлипкой, но зато стабильной!
Бабка шла к беседке, убранной цветами.
Те росли в горшках, висящих на перилах.
Я послушно сел на лавку с кучей хлама:
Ленточки, веревки, ножницы, косынки.
– Как зовут тя? – Бабка вынула из вазы
Флоксы – и поставила букет Иван-да-Марьи.
Я сказал: «Иван». Опять была неправда.
Я не помнил имя. Столько вспоминал его!
– Ну че, Иван, дела идут довольно плохо!
Я пойду за чаем. Подожди минутку?
Папиросы куришь? Я курю! Махорку.
Их не очень много,
Но гостям не жалко!
И швырнула мне цветную упаковку.
Я достал одну, другую папиросу,
Третью и четвертую. Я вытряхнул всю пачку.
Вот же странно: всех их кто-то понадкуривал.
Но так хотелось сделать хоть одну затяжку.
Да, хоть это вредно, но зато приятно.
Можно рефлексировать за чашкой чая, кофе,
А потом, конечно, умереть от рака.
Но когда он будет, нас уже не вспомнят.
В голову ударил вертолет и холод.
Уши заложило. Господи, как сильно!
Бабка возвращалась с чайником на блюде,
Рядом возвышалась горка белых сушек.
– Надо же, спасибо… тетенька! – Марина!
Я уж и забыла, как тебя там звать-то?
Я схватил две сушки и разгрыз их тут же,
Даже не запил, настолько есть хотелось!
Бабка налила нам чай и села рядом.
– Как те папироски? Крепкие? – Спросила.
– Тетенька… Марина! Почему вся пачка,
Только не считайте, что я вдруг брезгливый,
Кем-то понадкурена? У нас в Нефтеюганске
Был один философ. У него так было!
Бабка поглядела на меня, на пачку,
Села, принахмурилась. Взяла с подноса чашку,
Сделала глоток, немного призадумалась
И говорит: – Не суйся в их дела, сынок!
– ПОБЕРЕГИСЬ! Не спрашивай на улицах!
Ходи как будто жил здесь с самых ранних пор!
И не гуляй к болотам. Там скрывают жмуриков!
– Кого? – Переспросил я, – Тех, кто был как ты!
Приехал, а потом внезапно умер!
Я хотел спросить – слюна застряла в горле.
Бросился запить – передо мной был чай.
– Че в чае? – Зверобой. Мелисса, Ноготки.
Казалось, что Марина сильно беспокоилась.
Я выпил чай, решив, что нужно сделать образ.
Чай был очень вкусный, терпкий как глоток земли.
– А че в основе? – Чага! На березках, помнишь?
Бабка рассказала: в их селе есть место,
Глубоко в низине, через пару улиц,
Холмик, а на нем – дворец бандита.
Там, за ним – болота, и туда никто не ходит.
Но ее пускают. За морошкой, клюквой.
Капельку себе, а остальное – в дань им.
Так вот там она порой их и находит.
Жмуриков. Не знаю. Я не то, что в шоке.
– Я прошу вас, дайте мне пожить здесь! – Ой ты!
– Скажете, что я… ваш зять, приехал в гости!
Сделаю вам крышу, починю вам стены,
Принесу воды с того ручья из леса,
Наберу вам чаги, накошу соломы,
Иногда кормите! Есть тут с вами кто-то?
– Умерли! – Давно? – Давно, хотя не знаю.
Сделала мне ведьма предсказанье в детстве:
«Будешь жить одна – и смерть тебя не встретит».
Вот я и болтаюсь по лесам, болотам,
Собираю травки. Уж сама как ведьма!
Бабка поднялась, достала парусину,
– Вот, смотри внимательно! – Взяла какой-то уголь,
Начала водить им, вдруг я вижу карту:
– Вот, сходи сюда, сюда сходи, тут можно,
Здесь вот – магазин «Аврора». Тут – колонка.
Ты из рук не пей! Нальют еще воды с болота!
Вот – наш Дом Собраний. Выглядит как церковь,
Токо без попов. Попов давно уж нету!
Кладбище увидишь. Может, там найдешь их.
Походи! Поищешь заодно и предков.
