Нора в Европу, или Опять Пушкин и Кошкин. Правдивые просто до невероятности истории - страница 6



Но первые, однако, на то возражают:

– Хорошо, говорят, если мы их в нас переделаем, а коли они нас в них? Нет не желаем таких экспериментов! Пусть они лучше там в своих неземных сферах пребывают, а мы уж у себя в наших.

И долго б наверно длились эти споры, когда б про гостей этих лунных не прослышал король монет и векселей из Франкфурта – известный барон Ротшильд, тогда правда еще совсем неизвестный и не барон даже, а просто местный обыватель, но однако банкир. А как прослышал, то и помчался тотчас к герцогу тех мест:

– Так, мол, и так ваше уважаемое величество, князь-герцог, желая избавить Вас от неприятной межпланетной проблемы, решил я лунных персон этих самых у вашей милости купить.

А герцогу как раз и деньги до зарезу нужны, у них у графов-то герцогов завсегда в деньгах нехватка. Стали они тут, конечно, рядиться, потому как герцогу хочется побольше из барона будущего выудить, а Ротшильд напротив старался всегда не слишком потратиться.

– На три миллиона не меньше товар сей потянет, – герцог говорит, – Два миллиона за обе персоны эти, значит, да еще миллион мне в подарок за мое в Вам благорасположение.

А Ротшильд герцога этого таким весьма ловким словом в ответ урезонивает:

– Эки шутки, говорит, Ваше герцогское величество видно спятило что ли совсем, этакую-то цену заламывать! Вы мне еще с прошлых разов пару мильёончиков позадолжали, не в упрек вашей милости будь сказано, а разве к примеру. Персоны-то эти может того вовсе и не стоят. Может и не с Луны они вовсе свалились, а из обычной женской утробы вышли и только так говорят, чтоб цену себе повысить. И полтыщи-то еще за таких олухов, пожалуй что многовато!

Герцог, поразмылив и так и этак решил, что ежели не уступить, то тогда может никакого покупателя и вообще не случиться, и поскольку в деньгах нуждался, как обычно зело остро и – аж до самого последнего зарезу, то согласился и на полтыщи.

Ну, а Ротшильд с радости, что окрутил герцога так ловко тут же и заказал для персон лунных клетку-кибитку на колесиках, навроде тех, что для зверей диких делаются, но снаружи позолоченную: дабы всякому предмету, что в клетке отныне помещаться станет, важности и значительности поприбавилось. На совсем золотую, однако, же поскупился, думая что для блеску наружного и того уж достанет.

Посадил барон обоих литераторов русских Пушкина да Кошкина в клетку, и стал с той поры возить по всему белу свету для показу, якобы как самых всамделишных лунных аборигенов. А друзьям сочинителям российским, деваться-то, совсем уж некуда было, да и лучше уж по Европе в золоченой клетке раскатывать, чем за железной решеткой в тюрьме пропадать или же из пушки назад на Луну выстрельнутыми быти.

Спешно обрядили их в наряды, как казалось барону, для инопланетных существ вполне соответственные: этакой дикой смесью турецкого с китайским и африканским, но для европейского ока лунатики иными и не представлялись! Хотя кто ж их когда, лунатиков-то видел? Их может и не бывает вовсе в природе! Ну, а народ-то простой и всегда уж на всякие диковинки небывалые радоваться горазд. Глядит, не то чукчи, не то китайцы какие-то африканские в клетку посажены и в совершенно лысых прическах.

– Эки, бает народ, чучелы-то лунные! И как они сами-то себя не пужаются. Мы бы так пужались.

Публика и всегда-то охоча до редкостных зрелищ, а тут, нате вам, и возможно ль такое? – совершенно инопланетная необыкновенность! Вот и валили туда сплошным человечьим валом зеваки всех сортов – волна за волной. А на вечерние представления при свечах так и вообще никогда не бывало отбою, хотя и плата повышалась вдвое против обычной.