Мы придерживались нашего соглашения. Переживали и боялись поодиночке. Москаль, кацап… москаляку в могиляку.
Аксель прав, и мы на пороге Третьей Мировой?
Ему лучше знать, он, пруссак… он, как уроженец бывшей провинции Пруссии… Да какой он пруссак, он славянин. Пруссаки на 93 % славяне.
Аксель мне не поверил – полез в интернет информацию проверять.
Информация достоверная, на днях прочитала.
Тот же «Потсдам» – «Подступими», «Подступ» к, очевидно, Берлину. А «Берлин» – это «бер», «Bär», медведь. И Бисмарк, умный пруссак, на 93 % славянин, предостерегал, основываясь на исторической памяти: «Не будите русского медведя»!
– Твоя логика, – буркнул Аксель, – сводит меня с ума.
– Ой! Будто твоя меня не сводит.
Я пошла забирать Митьку из садика.
Он обиженно буркнул:
– Я тебя жду-жду.
– А я вот она.
– Я, – повторил он упрямо, – тебя долго-долго ждал.
– Но, радость моя, сейчас три, я всегда в это время за тобой захожу.
– Долго-долго ждал!
– И ведь дождался! Пойдём, скажем Петре, что я тебя забираю.
Петра, воспитательница, сказала по-русски (она русский в школе учила, она из ГДР):
– А, так ома пришла!
Митька хмуро поправил:
– Не ома, а бабушка, и не бабушка, а Люся.
Я строго сказала:
– Митя! Взрослых не поправляют.
– Почему?
– Есть же какие-то правила поведения. – Но распространяться про них мне не хотелось. – Ну, расскажи, что тебе Николаус принёс?
– Сладости. Много-много. – Митя их перечислил.
Мы обошли с ним все детские площадки, какие нам попадались на пути домой, и он вывозился в песке, как чёрт. Не понимаю, зачем нужно засыпать детские площадки песком? То ли дело в Москве – постелено такое приятное, упругое покрытие, даже падать приятно, ни ушибов, ни ссадин. Впрочем, я вообще не люблю детские площадки. С сыном, помню, изнывала от скуки, пока он крутился, вертелся, носился, а потом неизменно просил:
«На качели! Только ты меня сильно толкай. Долго-долго!»
– Люся, пойдём на качели, только ты меня посильней качай. И долго.
– Есть, мой командир!
Я до изнеможения раскачивала Митьку, поражаясь такой преемственности. Что сын, что внук… а у меня не только руки отваливались, но и ноги подкашивались от страха (за них) и головокружения.
– Может, пойдём?
Митька смилостивился:
– Ладно.
К нам подошли два немца. Один был в строительной каске. Он спросил:
– Вам нравится эта площадка?
– Очень! – ответили мы. – Только вон там, – я показала рукой, где, – опасное место. Высоко, без перил, ребёнок может упасть.
– «Опасность», как вы говорите, запланирована – дети должны учиться обходиться с опасностью.
Они оказались проектировщиками детских площадок. Сейчас у них был тут осмотр. Они искали «новые пути решения».
– Знаете, что, – сказала я. – С опасностью и риском пусть разбираются родители. А нам, бабушкам-дедушкам, что делать? Вы уж запланируйте площадку для нас, специальную, чтобы мы, бабушки-дедушки, за внучат не дрожали, ведь нам нужно сдать детишек родителям целыми и невредимыми.
На глаза Митьки навернулись слёзы.
– Не хочу домой.
– Господи! Да не идём мы домой! Скажи дядям: Tschüs!
– Tschüs, – Митька им помахал, вцепился в меня, и на щеках обозначились две мокрющие дорожки. – Не хочу домой, хочу к тебе.
