Он:
– Да, так ты обещала рассказать о немецких мужчинах. Какие они.
Она:
– Культивированные.
– А в любви как. – Он не ставил вопросительные знаки в конце, и его вопросы звучали как реплики.
Да и зачем ему задавать вопросы, он, писатель, по роду своей деятельности сам всё знает, а разговор ему помогает проверить свои тезисы.
– Не знаю, – сказала она без тени кокетства.
– Ты! – сказал он.
Комплимент хотел сделать. Я же сразу подумала: добрый!
А она могла и не знать, что уж очень походила на крыску Лариску. Кто на такую польстится. Узкогубая, востроносая, в декольте ничего, кроме рёбер. Но то, что не притягивает русских мужчин, прельщает немецких.
– Я, – сказала она, – не знаю национальных особенностей немецких мужчин в любви, только отдельных их представителей. А ты можешь мне рассказать об особенностях русских женщин?
Я сделалась вся одно ухо.
Он засмеялся:
– Наверное, нет… разве что об отдельных представительницах.
Они взяли кофе, сели за столик, я, сосредоточенно листая какую-то книжку, тоже присела и, подслушивая в наглую, обогащалась его опытом, из которого (он излагал опыт тезисно) следовало:
Если женщина не возбуждает мужчину, он видит в ней человека.
Если женщине мужчина не нравится, она в нём и человека не видит.
Если женщина чувствует, что её не воспринимают как женщину, она пытается его обольстить, чтобы показать, как он слеп. Или теряет к нему интерес, потому что он полный болван, коли не видит в ней женщины.
Если женщина чувствует, что мужчина видит в ней только человека (прежде всего человека), она оскорблена.
Если женщина чувствует, что мужчина видит в ней женщину, она оскорблена, что в ней не видят человека.
– Как тут достигнуть гармонии… – сказала она.
– А так вообще, – поинтересовался он, – есть какие отличия между русскими и немецкими мужчинами.
– Есть. Мне нравится разговаривать с немцами. Они меня изначально принимают всерьёз. А нашим я сначала должна доказать, что меня можно воспринимать всерьёз. В немцах нет чувства паши. А в наших всё-таки ещё сквозит домострой.
– Тебе верить, так будто бы наши…
– Я и не хотела обобщать, ты меня вынудил. Продолжаю. Русские мужчины избегают сложных разговоров. Но они не боятся больших слов, немцы же осторожничают: доволен вместо счастлив, ты мне нравишься вместо люблю.
– И как они в любви признаются? (Писатель поставил в конце вопросительный знак).
– Неохотно. Скорее говорят о практическом – не съехаться ли нам и прочее.
– Как – съехаться! Нашего уж точно в кабалу не затянешь!
– Потому что кабала, а они видят в этом союз.
– Надо же.
– И что мне ещё нравится в немецком мужчине. Он ищет в женщине партнёра, любовницу, друга, гордится её достижениями, её внешним видом, её воздействием на других мужчин. А русские ревнуют. Русские, как мухи на мёд, липнут к ярким женщинам, загодя вынося ей приговор: только в любовницы, а жена… жена должна быть тихая, неприметная, своя.
– Мда… – сказал писатель, поглядев на меня. – А мы сейчас у девушки спросим, что она думает.
И как рентгеном в моих извилинах прошуршал.
Писатели, конечно, народ прозорливый, но и мы, читатели, не лыком шиты.
Я извлекла из своей мозговой Тмуторокани ответик:
– Я скажу, раз уж вас и моё мнение интересует, что у меня всё это связано с возрастом. До сорока мне хотелось, чтобы во мне видели человека, а теперь хочется, чтобы – и в первую очередь! – видели женщину. (А не девушку. Он меня, во как, девушкой назвал). (Но спасибо, конечно, за
