Недалеко за изгородью синело море, теряясь, сколько охватывал взор, пенной полосой прибоя. Впереди маячило белое пятно удаляющейся кормы пассажирского лайнера. Держит курс на Босфор. Силовая установка лайнера входила в режим – труба еще курилась темным дымком, и он извилистым шлейфом растянулся над водой, очертив выполненный маневр. Раздался звонок – почти мгновенно пустынный плац наполнился синими робами. Гюйсы запестрили в каждом уголке огромного плаца. По ступенькам зацокали «гидэшки» – кто-то поднимался наверх. Дверь распахнулась – в расположение роты ввалился запыхавшийся Васька, друг юности, а теперь сокурсник. Его пухлые щеки раскраснелись, подрагивая от напряжения:
– Панает (преподаватель математики) учинил на второй паре самостоятельную работу, прибежал за логарифмической линейкой, тебе повезло, – вытолкнул Васька на лету, резво прошмыгнув в свой кубрик.
Через минуту-другую он стремглав выскочил назад, зацепившись за порог, едва не упав, клюнул носом. Сверху было видно, как он неуклюже, по-женски закидывая плечи, спешит к учебному корпусу. Васька, лишенный яркой внешности, имел немало скрытых достоинств. Уникальность его проявлялась в умении слушать и откровенно восхищаться чужими заслугами – своей исключительной преданностью он покорял любое своенравие и вполне заслуженно числился в лучших друзьях.
После звонка плац быстро опустел. Превращалась в точку на горизонте корма лайнера. Шлейф дыма опустился на воду. Датико, дав распоряжения, раскачивался перед входом в камбуз на ножках табурета, мурлыкая под нос свой любимый напев. Удовлетворенные собаки разбрелись по кустам. Шел третий час наряда. В тишине да в одиночестве хорошо мечталось. Пост у входа не имел стула – оставалось взгромоздиться на расшатанную тумбочку. В голове мелькали стремительные события последних месяцев. Начинался этап нового, неизведанного. Мечталось о первом после карантина увольнении, когда при параде, ошарашивая знакомых девочек формой, явишься во двор, где вырос, где шалопаем бил из рогатки воробьев.
…Непонятное присутствие оборвало мысли. Из конца длинного коридора в мою сторону очень медленно катилось Нечто. Похожее на дымчатый шар, оно приближалось ко мне – солнечные зайчики весело бликовали на его поверхности, напоминая большую елочную игрушку. За бурную дворовую биографию побывавшему в самых невероятных передрягах, в первом ощущении, помнится, возник интерес. Интерес первооткрывателя толкнул навстречу явлению.
От звука взвизгнувшей под тобой тумбочки шар подскочил к потолку, заметался по сторонам и, мне показалось, попытался выскочить в один из дверных просветов. И все же остановился бездвижно, сокращаясь дыханием, как живой организм. Нездоровый интерес возобладал над страхом. Пресмыкающиеся, сороконожки, прочая ползающая и неведомая до поры живность оседали в моих коробочках, скляночках, аквариумах. Интерес рождал знания – не те, что воспринимает праздный обыватель, хотелось познаний глубоких, с особенностями, недоступными другим. Укусы змей в крайних своих проявлениях, такие же последствия яда красивых, но коварных пауков – все до сих пор заканчивалось благополучно. Получая оплеухи живой природы субтропиков, можно было остановиться, стать осторожнее, но дух исследователя, родившийся в вас однажды, остается с вами навсегда.
С осторожностью, заинтригованный, подкрался к шару на расстояние вытянутой руки. Замерший до сих пор, шар сделал упреждающий скачок вверх. Молочно-сиреневое свечение внутри отчетливо проявило контуры многочисленных нитей. Совсем рядом дышал живой шар объемом чуть больше двух вместе взятых футбольных мячей. Невольно оглянулся назад: безлюдный коридор уходил вдаль стройным рядом дверных просветов. Издалека доносился храп подвахтенного – я оставался с глазу на глаз с существом неизвестного происхождения. В голове вспыхнула шалость: в броске, как перед футбольными воротами, откатить шар в конец коридора боковым пасом. При первых же мыслях почувствовал подпирающий изнутри озноб – он быстро перешел в судорогу. Дыхание сбилось, а тишину заполонил громкий стук собственного сердца. Грудную клетку сковало обручем – я стал задыхаться. Шар вместе с полом переместился вверх – свет в глазах стал меркнуть, приобретая синюшно-кровавые оттенки. Очнулся на кровати в ближайшем кубрике, с бешено бьющимся сердцем. В этот раз меня сковал страх. Забыв о явлении, я неуправляемо тер себе грудь, пытаясь отдалить пугающие в груди звуки. И опять все пропало. Очнулся в окружении перепуганных подвахтенных.
