Вероятно, языком исчезнувших антов, а также сохранившихся к 6 в. ругов, склавинов и поздних венетов был один язык. Но до исторических славянских языков этому языку («венетскому») было еще очень далеко. Ветви славянской речи сложились путем обогащения венедской речи словами населения еще 7 образований (как этносов, так и племенных союзов). Речь о готах, сарматах, позднефракийских племенах, протоболгарах (это часть массива так называемых «гуннов»), об аланах, о племенах носителей культуры Длинных Курганов и Киевской культуры. Языка двух последних мы достоверно не знаем – возможно, в момент рождения этих общностей они уже говорили на венетском. Но, может, на одном из древнебалтских или каких-то своих языков. Так что делать каких-то натяжек я тут не намерен. Хронисты признают родственность этносов, которые археологи соотносят с названными мною выше археологическими культурами. Но признают, видимо, уже на момент их вливания в ареал славян. Тех славян, что признаны советскими историками «восточными». А ведь сами тогдашние славяне себя на 3 ветви не делили.
Повторюсь, что древнейшие венеты (или венеды) имели в своем составе и тех людей, которые в будущем стали одним из предков будущих балтских племен. Корень их зарождения связан не с Балтикой (тут живет лишь часть потомков балтов), а с точкой соприкосновения нынешних Латвии, Литвы и Беларуси. Другим же их «родителем» стали племена, являвшиеся носителями комплекса материальных традиций Штрихованной Керамики. По предположению лингвиста Андрея Зализняка, на территории будущей России к дославянскому (венетскому) из всех славянских наречий ближе стоял диалект, распространившийся в Новгородской Земле. В том числе, в Пскове. Ученый нашел ряд черт, слишком отличающих его от остальных разновидностей древнерусской речи и, в особенности, от наддиалектного древнерусского языка XI-XIV веков. Цокающий, имеющий взрывное Г и упрощенную форму полногласия, этот диалект был, скорее, близок языку северных праславян. Те когда-то проживали именно там, где даже в средневековье западные авторы указывали Wenden – венетов. Финны до сих пор зовут русских «венаайаа», а эстонцы – «вене». Снова замечу: Балтийское море до «варяжских» веков звали не иначе, как ВЕНЕдским.
Народ действительно имел северную границу на берегу водоема, занимая в сегодняшнем понятии территории центра и севера Польши (на крайнем западе даже ее юга). А уже в средневековую пору заселил и земли до Эльбы (Лабы). Даже, когда в X веке южные, восточные и западные славяне уже с трудом понимали друг друга, жителю Новгорода все еще были понятны многие чешские и польские наиболее архаичные слова. Понятны многие балтские – заимствованные еще при существовании населения из носителей Суковско-Дзедзицкой культуры.
Мало того, в юго-западном углу Новгородской Земли – в зоне распространения культуры Длинных Курганов (Псковских Длинных Курганов) – присутствовал «кривичский» переход широкой гласной из финского заимствования в нечто похожее на нашу Я. У других славян яканья просто не было! Добавлю, что по утверждению А. Зализняка, до XIII, а где и до XIV столетия у нас и аканья не было!
В плане динамики наддиалектного языка имела место утрата слоговых сонантов. У и И в ряде слогов перешли в сверхкраткие гласные (как И в слове «жим»). Именно эти фонемы обозначались литерами Ъ и Ь в период появления азбуки. С разной скоростью иные славянские языки превращали конечный М в Н, а фонема С стала более шипящей по сравнению с той, которая существовала в эпоху балтославянского единства. Имели место иные (менее значимые) процессы.
