А творившийся вокруг кошмар нарастал как лавина. Шторы на окнах вдруг ожили, изог-
нулись, и покрылись множеством глаз. Глянув вверх я обнаружил, что люстра паучьими лапами шарит вокруг себя, пытаясь схватить что-то. За раскрытой дверью – не другая комната, а уходящий вдаль бесконечный коридор, со стенами из грубого серого камня, освещенный светом коптящих факелов. В довершение ко всему, начало искривляться пространство, пол вспучивался тем самым гауссовским колоколом, который обозначила разлетевшаяся из разбитой вазы мелочь. Отпихнув какой-то волосатый, явно живой клубок, я схватил сетевой кабель компьютера, обжегший ладонь как крапива, и с отчаяньем рванул на себя.
На этот раз боль в затылке была настолько сильной, что я не устоял на ногах, и грохнувшись ничком не шевелился несколько секунд.
Открыл глаза. Первое, что попало в поле зрения – нога лежащей рядом Марины. Глад-
кая смуглая кожа икры, безо всяких следов «мха». Соображение замутнено, как у пьяного, но все же у меня хватило ума не начать резко переворачивать Марину на спину. Нагнувшись над ней, я попытался нащупать пульс, но прежде чем мне это удалось, она застонала и приподнялась.
– Жива? Как ты?
– Страшно…
– Мне тоже. Но все кончилось.
Она кивнула.
Ни паучьих лап у люстры, ни глаз у штор нет, и, разумеется, и не было. Теперь так. Ос-
мотреть полировку шкафа на предмет следов сороконожечьих когтей, посмотреть надкушена ли книга… Нет, все потом. Сигарету.
Как и в прошлый раз, после моментальной болевой вспышки под черепной коробкой, наступило чувство своеобразного освежения. Казалось даже, что я стал здоровее, чем до ЭТОГО. Но вместе с этим было ощущение смертельной усталости, вымотанности, обессиленья.
Несколько глубоких затяжек привели меня в чувство, руки перестали трястись, и я смог
плеснуть коньяка в две посудины, ничего при этом не разбив.
Марина сидела на полу, опершись спиной о стену. Спиртное она глотнула с флегматичной покорностью; однако коньяк взбодрил ее, и минут через десять мы уже разговаривали спокойно и деловито, как будто обсуждали самые обыденные вещи.
Итак. Совершенно ясно, что все виденное и слышанное нами суть игра нашего мозга. Но. Во-первых. Налицо связь ЭТОГО с работой компьютера, анализирующего токи биомассы. Во-вторых. В наши головы поступает откуда-то идентичная информация: видения совпадают, более того, реальные действия одного из нас «вписываются» в галлюцинации другого. Значит сразу надо отбросить вариант, что чья-то
заботливая рука подмешивает нам какой-нибудь сверхсильный наркотик… Впрочем это
и так было ясно, ведь компьютер-же…
В-третьих… Черт его знает что в-третьих. Надо отключить блок сопряжения, и посмот-
реть что творится в записях данных. Ясно, что будучи отключенным от чашки с биомасоой, сам по себе, компьютер сюрпризов не устроит.
– Не надо. – сказала Марина – Если я опять начну обрастать мхом, то просто помешаюсь.
– Занятно. Я тоже назвал про себя эту штуку мхом. Ты, кстати, заметила, у нас сильно
похожи манеры выражаться?.. Да оно и действительно здорово напоминало мох, но все-же…
– Ты хочешь сказать, что во время ЭТОГО мы мыслим одинаково?
– Н-не знаю. Хотя нет. Смотри, я сказал тебе про компьютер, а ты побежала к счетчику. Потом, ты не знала кто из нас настоящий…
Она покивала.
– Но какая-то связь все-таки наступает. Телепатия, если угодно, или как бишь это сейчас
