А так, какая-никакая видимость порядка.
Тот день, когда меня забрали, я хорошо помню. Он навечно отпечатался в памяти, как глубокий след башмака, оставленный в жидком бетоне. Я приехала в МГУ утром, десятого января. Стоял ясный солнечный морозный день. Мне позвонили из деканата и пригласили на консультацию по всероссийской олимпиаде по химии, которая должна будет состояться на следующей неделе.
С Настей мы столкнулись в дверях секретариата.
– Ты тоже едешь? – улыбнулась она. Я кивнула и хотела ответить, но мне не дала Маргарита Семеновна, замдекана химического факультета.
Казалось, она караулила нас за дверью. И как только увидела, бросилась наперехват.
– Пойдемте, за вами прислали машину, – спустя время я вспомнила, какое бледное у нее было лицо, и странно сипел голос. – Консультация будет проходить в Подмосковье, в Лесо́вином, закрытом военном санатории. Вечером вас привезут обратно.
– Родители будут волноваться, – всполошилась я. Утром я сказала маме, что к обеду буду дома. – Можно позвонить?
Проводные телефоны остались лишь в кабинетах ректора и деканов.
– Я сама позвоню, – заверила она, торопливо выталкивая нас из кабинета. – Машина ожидает.
В фургоне с затемненными стеклами уже сидело восемь парней и девушек. С нами оказалось десять. Мы разговорились. Катя и Аня учились на биофаке Химико-технологического имени Менделеева, Дмитрий и Павел были из физико-технического. Еще один из Академии народного хозяйства и три девушки из Сеченки – Зоя, Лиза и Маша. У меня даже мысль мелькнула – что за олимпиада такая, по всем предметам сразу?
Ехали мы долго. Если санаторий и был в Подмосковье, то на самом краю. Нас завели в здание, действительно выглядевшее как лечебное учреждение. Стены и пол были облицованы светлым, почти белым кафелем. Воздух пах хлоркой и чем-то сладковатым, лекарственным. В центре огромного зала, под гигантской позолоченной люстрой блестел медный бювет. Рядом стояли мягкие кушетки, столики с брошюрами о правильном питании и здоровом образе жизни. На стенах висели рекламные плакаты о предлагаемых тут процедурах: массажи, грязевые ванны, ингаляции. Только полное отсутствие людей, кроме двух мужчин в строгих серых костюмах, присутствовавших с нами, заставляло сердце тревожно сжиматься. Оглядеться не дали – сразу же повели к лифту. Только он поехал не вверх, а вниз. И ехал примерно полчаса.
Нас вывели, посадили еще в один. И там полчаса. При входе каждому раздали что-то типа визитки с номером. На моей было напечатано шестьсот тридцать пять.
Мы уже не то чтобы нервничали, а были в панике. Спрашивали мужчин куда мы спускаемся, но они отвечали лишь: «Успокойтесь, все в порядке. Так надо».
Нас завели в огромный зал. Высоченный потолок растворялся в рассеянном свете сотен светильников, а ширина зала была сравнима с шириной футбольного поля – глазами я охватила лишь небольшую его часть, теряясь в бесконечности серо-бетонных стен и лестниц. Стены были облицованы гладкими плитами из какого-то светлого, сверхпрочного материала. На возвышении в центре стояла трибуна с несколькими микрофонами и огромным экраном сейчас черным и пустым. Мы подошли ближе и встали с краю. У трибуны толпились люди, на первый взгляд, несколько сотен человек. Возможно, и больше. Все молодые, по виду – студенты последних курсов. Не трудно догадаться, что происходит что-то странное, что нас привезли не на консультацию и даже не на очередное собеседование.
