Пилот решил спать сидя на березовой чурочке. С собой не было даже пенок. Да и сидя – теплее; самое тепло от костра – оно выше. Пилот взял мачете и стесал в снегу углубление под спину, на чурочку накинул гермомешок с сухими перчатками и носками, а на колени – запасную флиску. Надел поверх балаклавы шапку-ушанку. Вытянув ноги, устроил спину…
– Спокойной и короткой ночи.
– Как скажешь…
…Засыпая, Пилот долго смотрел на снежную неровную стену напротив. Стена выровнялась, на ней проявились массивные ручки и маленький круглый иллюминатор. Для чего он сделан? Заглядывать и проверять, не восстал ли пассажир? Ну чушь ведь, да?
* * *
Широкие створки распахнулись, к костру вышла женщина, живущая в лифте:
– Будешь хорошим мальчиком, скажу, для чего в двери иллюминатор.
– Даже пытаться не буду. Другое скажи: ты здесь зачем?
– Это ты здесь, а я – там, в лифте.
– Ну, не придирайся к словам.
– Уточнила для верной навигации. – В ее глазах мелькнули насмешливые искорки. – Ты же, парень, не чужд навигации?
– Стас говорил, будто ты – послушница.
– Неверно он говорил. Я там не из-за веры. Во времена, когда я родилась, детей почти не крестили, и я – некрещеная.
– А меня мама покрестила, хотя я пионером был. – Пилот вскинул руку в салюте и перекрестился. – Только в пионеры приняли, и айда в купель.
И усмехнувшись скорее грустно, чем иронически, Пилот обронил:
– Не понимал, что время было хорошее…
– Ты потом крестик закопал, а маме наврал, что потерял.
Пилот прошептал, как выдохнул:
– Да как же ты знать-то можешь?..
– А я и не знаю. Мне зачем? По тебе читаю…
Женщина говорила, не размыкая губ:
– И вот прошло время. Умерла твоя бабушка, и пожелал ты крестик откопать. Но там, где закопал, его не было.
– Не было…
– И ты пошел в церковь, чтобы купить другой. На деньги, которые выиграл у пацанов в чику.
– Было такое… Маме показал. Вот, говорю, – нашелся. Она смотрит на крестик, головой качает: «Этот тебе чужой. Тот бабушкин был, твой…» А я обиделся тогда: зачем она мне сразу не сказала, что крестик бабушкин. Не стал бы закапывать.
– Ты потом и новый крестик закопал. Причем на том же месте, где и первый. Полагаю, умысел имел проверить со временем, исчезнет или нет. Но не вышло – там стройку развели. – Казалось, дама вот-вот рассмеется. – Прямо мания какая-то кресты закапывать.
– Молодой был, метался… И вообще, это не этично!
– Что такое? – с ироническим вызовом спросила она.
– Я не давал согласия на обработку персональных данных. Так что хватит потрошить файлы моей памяти.
– Немного не так. Безотчетные блики скользнули по твоим синапсам. Воспоминания в кратком ощущении. Картинки даже не проявились в твоей голове. Но там, где я, они пронеслись, словно в ускоренной съемке. А я разглядела и озвучила. Думала, к слову придется. – Женщина даже вздохнула. – Извини, если получилось бестактно.
– Скажи, почему Стасу не помогла? – Пилот переменил тему, еще и укорил. – Думаю, ты знала, что с ним будет!
– Знала…
– И не предупредила? Он мог бы что-то сделать, изменить.
– Я – не вестник… И не мне влиять на волю Создателя. – Она усмехнулась, не разжимая губ. – Думаешь, он бы поверил? Ты ему не раз говорил. Он что, тебя послушал? А тетку из лифта непременно бы послушал. Как же!
– Да, пожалуй, я не прав…
– Если бы Создатель хотел, он бы и тебя услышал, и меня…
– Так ты его предупреждала?
– «Не опускай огонь в колодец!» – так я ему сказала. А он поглядел на меня и говорит: «Странный вы человек…» – и замялся. Потому что никто не помнит моего имени. Вот и он каждый раз удивлялся, что не помнит мое имя-отчество. Столько лет меня встречает, и надо же – не помнит. Никто не помнит. А он… смутился из-за имени-то и забыл, что ответить хотел…
