Новый Франц Фердинанд - страница 12



– Не уверен, что сейчас будет лучшее для этого время. Мне очень тяжело, дорогая, – он отвел взгляд и сжал губы.

– Егор Сергеевич, я не могу так. Они сказали мне, что его обманули, что его подставили. Я как подумаю об этом, то мне хочется умереть.

Седой мужчина пошевелил челюстями и заговорил после продолжительной паузы:

– Он всегда знал, на какой риск он идет. Думаю, и в этот раз он знал, что его ожидает. И я не вправе его судить, если он посчитал, что так будет лучше, если он хотел… помочь людям… – его речь снова обессилела и превратилась в разорванное ожерелье, с которого соскакивали слова-бусины, – отдать долг… родине… президенту…

В моей голове сразу возникло лицо последнего.

Добрые в силу возраста, но безжизненные глаза холодного цвета. Нос-пирамида – гораздо шире внизу, чем у лба. Тонкие соломенные волосы, почти полностью охваченные сединой. Квадратная челюсть. Морщинистый лоб, ровные узкие губы, сжатые в беспристрастной ухмылке.

Если и был на свете один человек, который знал всю правду, это точно должен быть он.

Но как мне стребовать информацию с президента России?

Это просто смешно, это так нелепо и наивно, как те петиции с просьбами отправить в отставку премьер-министра. Представлять, что я что-то значу, что моя нужда узнать, как погиб мой любимый человек, понять, почему он предпочел стать героем, а не оставаться живым, будет услышана.

Хотя, разве подобные поступки когда-либо нуждались в объяснении? Да что же это со мной такое?

Мне просто настолько плохо существовать без него, что я начинаю искать причины, чтобы обидеться на Филиппа, чтобы обвинить его в его же смерти. Но ведь это совсем не так, ведь за этим стоят реальные люди. И, вполне возможно, они все еще на свободе, ходят, смеются и хвастаются, вспоминают момент, когда он понял, что оказался в западне. Сволочи.

Филипп, мой Филипп…  Как много я бы отдала, чтобы предупредить тебя, чтобы сказать: «Не делай этого! Не езди туда сегодня!».

Я вспомнила на последний телефонный разговор. Казалось, что это было два года, а не два дня назад.

– Как дела на работе?

– Как всегда, – вздыхала я. -Сегодня разговаривала с одной пожилой женщиной: она решила, что дозвонилась до своей внучки, которая сбежала в Москву из Краснодара – к своему парню. Ты же знаешь, нам нельзя первым прерывать звонок, если человек не подтвердил, что не является клиентом. Вот мне и пришлось дожидаться, пока она не поверила, что я не «притворяюсь, чтобы отделаться от нее», а действительно работаю в call-центре.

На другом конце линии раздавался тихий смех Филиппа.

Если бы я знала, что слышу его в последний раз, я бы никогда не положила бы трубку. Если бы я знала, что смогу предотвратить, отсрочить его уход, то я бы заставила его говорить и слушать. Я бы держала телефон около уха сутками, позабыв о сне, радиации и стоимости международных звонков.

– Давно тебе говорю: бросай это место. У нас на счету достаточно, чтобы ты могла жить без особых проблем еще года три.

– Дело не в день…

– Я знаю, что дело не в этом, – перебил меня Филипп. – Знаю, что ты не хочешь сидеть без дела, но ведь пары лет достаточно, чтобы найти работу, которая тебе больше по душе?

– А вот тут ты не прав, – мой голос звучал шутливо. – Я вполне могу сидеть без дела, просто для этого мне придется от тебя уйти. Так как сидеть без дела и при этом слушать о твоих успехах – это не как-то очень. Вот если бы я была при деньгах и жила одна… – я растянула последнее слово.