– Не велено нам, – ответили стрельцы.
Стараясь не хлопать дверью, не топать и не скрипеть ступенями Николай Иванович и Митька поднялись по лестнице. Из кабинета доносились голоса:
– Не пущу! Ишь, что удумал! Без хозяина тут шарить! – звенел полный возмущения голос Натальи Тимофеевны. – Я, вот, тебя! – донёсся шлепок мокрой тряпки.
Митьке стало смешно. Он посмотрел на учителя – тот тоже улыбался.
– Ты, баба, поди отсюда! Я здесь по государственному делу! – пророкотал густой мужской бас, такой же красивый как у батюшки из Покровской церкви.
– По государственному!? Я тебе покажу – по государственному! – опять шлепок тряпки. – Я, вот, к князю пойду, узнаю – как он татя такого на службу взял!
Николай Иванович погасил улыбку, принял суровый вид, толкнул дверь, махнул рукой Митьке.
– Что тут такое происходит? – Грозным голосом спросил он.
Человек в высокой шапке и длинной чёрной шубе стоял спиной к двери. Наталья Тимофеевна – руки в боки – заслоняла от него письменный стол и медные сундуки. Человек обернулся на голос и тут же получил тряпкой между лопаток ещё раз.
– Кто таков? – строго спросил Николай Иванович.
Человек попятился, втянул голову в плечи.
– Старший подьячий Разбойной палаты Иван Григорьев.
– Николай Иванович. Чем могу быть любезен, боярин?
– Ищем разбойников… – начал подьячий.
– У меня? – Спросил Николай Иванович, не повышая голоса. Но Митька готов был поклясться, что от этих слов под потолком прокатилось эхо, в кабинете потемнело, а по спине забегали мурашки.
Подьячий осёкся.
– А я опекиш с печи сняла, слышу – дверь хлопнула, и шаги чужие, – вставила Наталья Тимофеевна.
– У меня ищете, я Вас спрашиваю, Иван Григорьевич? – повторил Николай Иванович. На этот раз голос прозвучал естественно, почти приветливо.
Боярин стушевался, снял шапку, вытер ладонью лоб.
– Нет.
– Натальтимофеевна, – Николай Иванович заговорил своим обычным тихим голосом, – соберите на стол, что бог послал. Перекусим.
– Слушаюсь, – Наталья Тимофеевна, комкая тряпку в руке, вышла. В дверях обернулась, окинула взглядом подьячего.
– Грозна, – уважительно сказал Иван Григорьевич.
– Ключница. Служит верно. Так где вы разбойников ищете?
Подьячий развел руками, и из этого жеста следовало, что где только они их не ищут.
– У меня их точно нет, – улыбнулся Николай Иванович, снял шапку и верхнюю одежду, – Митя, давай оправу.
Митька достал свёрток. Николай Иванович убрал его в один из сундуков и закрыл на ключ.
– Я пришел задать вопрос.
– Спрашивайте, Иван Григорьевич, не стесняйтесь.
– Ночью, – зарокотал старший подьячий, – злоумышленники, в количестве одного или двух человек, проникли в кремль, затем вошли в нашу Разбойную палату, открыли дверь в темницу, да выпустили воров, что там сидели.
– Присаживайтесь, Иван Григорьевич. Снимайте шубу. Митя, возьми. – Учитель указал боярину на лавку возле письменного стола. – И много в темнице сидело воров?
Под шубой у боярина оказалась красная сорочка, а поверх неё – цветастый зипун на меховой подкладке.
– Четыре вора мы заточили. Все в колодках да на цепи. – Подьячий уселся на лавку, подтянув в коленях тонкие суконные порты. – Утром смотрим – все до единого замки разомкнуты, и никого нет.
– А что же охрана? Неужели ничего не видели – не слышали?
– То-то и оно. Ворота все закрыты. У ворот стража. В Разбойной палате четверо стрельцов – двое сторожат – один у входа, второй возле темницы, а двое спят. Допросили их строго – они говорят – ничего не видели. – На лице подьячего изобразилась крайняя степень озабоченности, он погладил бороду, сокрушенно махнул рукой. – Я ему говорю: как же ты не видел? Вот дверь, а вот ты стоишь в шаге всего! Неужели не видел? Не видел – отвечает.
