– Отобедайте с нами, Иван Григорьевич.
– Нет. Благодарю, – подьячий поднялся, надел шубу, шапку. – Пора. Прошу простить меня за вторжение в вашу рабочую комнату.
Возле дверей он задержался, окинул взором висевшую на стене пищаль.
– Хороша! – отметил как бы для себя.
– Тяжеловата, но бой отличный, – сказал Николай Иванович. – Кстати, если вор надел шапку-невидимку, то, скорее всего на притолоке остался след.
– Нет там никаких следов, – возразил подьячий. – Я сам всё осмотрел, лично.
– След не виден простым глазом. Нужны сигнальные камни.
– А у вас такие есть? – удивился Иван Григорьевич.
– Есть.
– Тогда едем со мной! – воодушевился подьячий.
– Извини, Натальтимофеевна, зовут по делу. Вернёмся – отобедаем. – Николай Иванович поднялся. – Идём, Митя!
Митьке ещё никогда не доводилось бывать в кремле, поэтому он смотрел по сторонам во все глаза. Снаружи, особенно со льда реки Кемы, кремль казался большим и грозным сооружением. Изнутри же, напротив, он выглядел маленьким и тесным. Постройки все стояли рядом – одна к другой. И ещё – в кремле было немноголюдно по сравнению с торгом и улицами.
Только вооруженные стрельцы стояли почти у каждой двери. Выглядели они хмурыми. Из терема, княжеского – догадался Митька, доносился чей-то грозный раскатистый голос, звуки которого не предвещали ничего хорошего тому, в чей адрес звучали. Слов почти не разобрать, но смысл улавливался легко.
Рядом с теремом стояли люди, судя по виду, боярского звания.
Худощавая старуха в дорогих одеждах, глядя на окна терема сказала:
– Гневается князь-батюшка! Ох, кому-то несдобровать!
Иван Григорьевич провёл их меж построек к довольно крупной избе, рубленой из толстенных брёвен.
Пока шли, встретили княжну Ирину Семёновну, прогуливающуюся с молодым, нарядно одетым татарином. Они шли не торопясь, увлечённые общением, не обращая внимания на грозные речи князя. Татарин что-то говорил вполголоса, а княжна слушала, улыбалась, и коротко отвечала. Татарин, заметив Николая Ивановича, на миг отвлёкся от разговора с княжной и учтиво кивнул. Сие событие не осталось не замеченным боярином.
Через высокое крыльцо попали внутрь. В горнице за столами сидели трое мужчин и что-то усердно писали, скрипя перьями. При появлении Ивана Григорьевич все трое вскочили и почтительно поклонились.
– Работайте, – сказал им старший подьячий, и чуть повернув голову к Николаю Ивановичу и Митьке, добавил, – нам сюда.
Прошли ещё через два маленьких помещения, спустились вниз по ступенькам.
– Тьфу, темно как. Никифор! – Рявкнул Иван Григорьевич. – Никифор, неси огонь!
Прибежал Никифор – один из тех троих писарей – с горящей свечой, зажёг лучины – стало светло.
– Вот эта дверь. Доставайте свои камни.
Дверь оказалась маленькой, с низкой притолокой – без поклона не войдешь, ни выйдешь. Кованые дверные петли и засов казались надёжными. Огромный замок незамкнутый висел на дверной ручке. Справа от двери вдоль стены стояла короткая скамья.
– Никого нет. – Иван Григорьевич толкнул дверь. Из мрачной темницы повеяло холодом. – Можете искать.
Николай Иванович развязал мешочек, вытряхнул на ладонь два камня, сунул мешочек обратно в карман.
– Следы долго не живут. Смотрите внимательно – от шапки-невидимки на притолоке могла остаться светлая полоса.
Подьячий, Митька и Никифор упёрлись глазами в притолоку. Николай Иванович поднёс к притолоке камни, один с этой стороны дверного проёма, другой камень – в темнице, и медленно провёл ими справа налево.
