– Остатки прежних метаний. – Володька ковырнул джинсы мыском туфли. – Не сразу ведь к обуви пришел, много чего перепробовал. То сумки, то вот джинсы, то мясо, то лес… В итоге на обуви остановился. Обувь – самое оптимальное. Спрос стабильный. Штаны при желании можно лет пять носить, а обувь по-всякому чаще менять приходится. Когда трещина в подошве – попробуй нормально ходить… А женщины так вообще золотая жила.
Я в ответ понимающе усмехнулся.
– Ладно… – Он еще раз ковырнул ногой джинсы, точно бы проверяя, совсем они истлели или можно с ними что-нибудь сделать, и повернулся к ним спиной. – Ладно, пошли в офис. Сейчас звонить будут.
Сумрачное помещение склада связано узким коридорчиком с уютной, чистой комнатой. Стены обиты белыми пластиковыми рейками, в потолке шесть маленьких, зато очень ярких лампочек. Слева от входа стоит решетчатая пятиярусная полочка с образцами обуви. Три стола. Два больших, на них компьютеры, бумаги, разные канцпринадлежности, а на третьем – чайник, посуда. Стулья, вращающиеся кресла. В общем, действительно офис, как на картинке.
Володька по-хозяйски уверенно уселся, бросил на стол свою кожаную пузатую сумочку. Глянул на меня:
– Чего стоишь на пороге? Располагайся.
– Уху… – Я тоже сел, осторожно подвигался в кресле влево-вправо, поозирался, привыкая к обстановке, заметил пепельницу, правда, слишком чистую, без окурков и пепла, будто находящуюся здесь лишь для порядка; осторожно спросил: – Закурить можно?
– Не стоит. Лучше на улицу выйди. Вон, – Володька указал на неприметную, обитую такими же, как и стены, рейками дверь, – есть выход во двор. Но вообще-то, – голос его стал доверительным и серьезным, – советую бросить. Зачем травиться? И так жрем всякую гадость, дышим дерьмом, так и еще это… Извини, Роман, но ты через пять-семь лет разваливаться начнешь. Видно же, что никакого у тебя здоровья нет, а жизнь начинается только. Скоро, – он неожиданно улыбнулся, прямо озарился улыбкой, потянулся так, что кресло заскрипело, – скоро такие дела крутить начнем. Заживем по-настоящему… Так что готовься, еще не поздно человеком стать. Курить бросай, делай зарядку…
Я хохотнул. Володька, как мудрый старец, укоризненно покачал головой:
– Дурак ты, дохмыкаешься. Когда будешь от всяких остерохондрозов корчиться, вспомнишь мои слова.
Его учительский тон стал меня раздражать. Что, если позвал к себе, так можно, что ли, лить в уши все подряд, и я обязан кивать и улыбаться?
– Я в деревне, Володь, кстати, не на печке валялся. Вот несколько дней ничего не делал – и знаешь как мышцы ломит! – Для подтверждения я помассировал правой рукой тонкий бицепс левой; ломота, конечно, была, но не такая, чтоб о ней стоило говорить.
Володька то ли понял, что переборщил с нравоучениями, то ли решил не тратить на пустой спор время, закончил разговор шуткой:
– Сейчас фура придет, четыреста пятьдесят коробок. Так что – покачаешься.
Я опять хохотнул. На этот раз мягче:
– Спасибо!
– Да не за что, не за что… – Он поднял трубку телефона, стал нажимать кнопочки.
Потом долго беседовал с каким-то Сэром. Объяснял, что вот-вот придет машина с товаром, и вряд ли весь он уместится на складе, поэтому Сэр, как было условлено, должен приехать и забрать свою часть. Сэр же вроде как отвечал, что у него сейчас нет транспорта.
– Ну какие проблемы? Найми. Мы же заранее договаривались именно на этот день, на это время! – теряя терпение почти кричал Володька. – Мой «Рафик» тоже сейчас черт знает где. В Тверь товар повез, вернется не раньше вечера… Что мне, на крыльце оставлять коробки?!
