«Это про него говорил прокурор! – думал Бобров.– Говорил, мол, что надо сделать выговор Ивану Ивановичу, чтобы он с нами скупщиками краденого, разобрался.
– Саша, куда ты пропал, почему молчишь?! – тревожно раздавалось в телефоне.
Иван Иванович взял из рук остолбеневшего Боброва телефон и вежливо сказал:
– Николай Петрович, пожалуйста, никуда не отлучайтесь, за вами придут.
– Кто это говорит?!
– Ты меня понял паразит или нет! – сердито закричал Иван Иванович.
Бобров побледнел и подумал: «Почему только тогда, когда смерть уже близко, я осознал, что нет ничего лучше на свете, чем тещины пироги с капустой».
Иван Иванович прикрыл рукой телефон и спросил:
– На самом деле такие вкусные?
Бобров кивнул.
– А мне не предлагала. Ведьма! – сказал Иван Иванович и продолжил разговор по телефону:
– И запомни, паразит, если ты деру дашь или кому-нибудь из дружков-подельников, позвонишь я тебя живьем зажарю и съем вприкуску с самыми лучшими на свете пирогами с капустой, которые печет теща Боброва Прасковья Петровна. Я не ел, но Боброву можно верить, потому что перед смертью не врут. Все, жди, скоро буду!
«А еще говорят, что Бобров думает, черт знает что!» – подумал Бобров.
– Правду люди говорят! – сказал Иван Иванович, отключил телефон и спрятал его под плащом.
Бобров раскрыл рот.
– Он больше вам, Александр Александрович, не понадобиться!
«И, действительно, зачем мне на том свете телефон?» – подумал Бобров.
– А мне пригодится! – сказал Иван Иванович, и Бобров очень пристально на него посмотрел.
Иван Иванович смутился, посмотрел по сторонам, заглянул за спину, чтобы убедиться, не выглядывает ли из-под плаща хвост, проверил, на месте ли шляпа, и пожал плечами, не отыскав нечего, что могло его разоблачить.
– Что-то не так? – осторожно и взволновано спросил Иван Иванович.
Бобров, не проронив ни слова, провел рукой по левой щеке. Ту же самую процедуру сделал Иван Иванович и обнаружил на пальцах следы от губной помады. Он достал из-под плаща белый платок, аккуратно вытер пальцы и щеку.
– Все? – спросил Иван Иванович.
Бобров кивнул.
Иван Иванович вдохнул аромат губной помады и проникновенно воскликнул:
– Матильда!
– Я тоже своей говорю, что же ты делаешь?! Жена заметит, три шкуры сдерет!
– Какой же ты все-таки, паразит! Я ему о светлых чувствах, а он мне о распутстве! Пора с этим завязывать. У тебя же дети и жена- красавица!
– А откуда про жену знаете? – со злостью сказал Бобров и тяжело задышал.
– Знаю! – хитро сказал Иван Иванович и Бобров заскрипел зубами и стал думать черт знает о чем.
– Бобров, что ты себе выдумал?! – воскликнул Иван Иванович и покрутил указательным пальцем у виска. У меня в жизни есть только одна женщина и имя ей – Матильда! Все, Бобров, пора тебе на перевоспитание. Умственный труд облагораживает человека, а физический творит чудеса – развивает мышцы и выбивает дурь из головы! – сказал Иван Иванович и Бобров растворился в воздухе.
То место, и край где оказался Бобров он всегда старался забыть. Не получилось. Спасибо Ивану Ивановичу, напомнил.
И теперь он, бледный как осужденный на каторгу, в окружении красавицы жены и двух сыновей дошкольного возраста сидел на проселочной дороге и с открытым ртом озирался по сторонам. Ему было не по себе. Все произошло так молниеносно, что он не мог ориентироваться, говорить было трудно. Рядом с семейством Бобровых располагалось их имущество: кухонный уголок, мягкая мебель, холодильник, стиральная машина, два телевизора, три шифоньера, спальный гарнитур, две тумбочки и три стола. Все было в лучшем виде, только что не сверкало на солнце. Посуда, так вообще, была завернута в бумагу, а постельное белье переглажено и сложено в ровные стопки.
