С того дня начался ад, затянувшийся года на два. Психиатрическая частная клиника. Дорогие врачи. Попытки вытащить меня из состояния полной апатии, постоянных депрессий и тупого нежелания жить в мире, где меня предал самый близкий человек.
В конце концов, им все же удалось приостановить моё самоуничтожение. Но я попала в другую зависимость. Теперь единственным, что мне могло доставить удовольствие, стала вкусная еда. Больше ничего. Никакие увлечения, никакие секции, никакая музыка. Ничего не радовало.
Впрочем, это никого не беспокоило. Потому что папа не страдал манией к здоровому питанию и считал мое обжорство вполне нормальным явлением. Он и сам любил вкусно и много поесть. Как и бабушка с дедушкой по его линии, которые и взяли на некоторое время опеку надо мной.
Особенно рада была бабушка. Она буквально млела от счастья, ежедневно скармливая мне просто невероятное количество своей выпечки.
Блинчики? Пирожки? Ватрушки? Плюшки? Да, деточка, кушай на здоровье!
О том, что к здоровью их рацион не имел никакого отношения, никто не задумывался.
В школу я перестала ходить, а после стабилизации моего психического состояния папа перевел меня на домашнее обучение.
Поэтому девятый и десятый класс я кое-как закончила, не выходя за пределы нашего загородного дома. Единственное, что меня еще как-то увлекало — это плавание. Оно доставляло мне удовольствие и снимало напряжение. Иначе с таким питанием я бы просто заплыла жиром. Но папа построил бассейн во дворе на теплое время года и в доме на случай плохой погоды.
Однажды осенью перед началом учебного года, когда я перешла в одиннадцатый класс, я впервые испытала желание покинуть наш дом и выбраться в город. С новым воителем я не дружила, он был абсолютно чужим для меня человеком. После того, что сделали мама и Владимир, я больше не собиралась ни с кем сближаться и была рада лишь одному факту — он настоящий профессионал своего дела, к тому же слушается меня и защитит, если возникнет необходимость.
Ощущая странный трепет, когда мы проезжали по знакомым местам, я попросила его подъехать к школе. Мы стояли там минут пятнадцать, и я просто смотрела на школьный двор, испытывая глубокую тоску и сожаление. Нет, никаких особых приятных воспоминаний она не вызывала, но невольно вспоминалось, что тогда я все равно была счастлива.
Уже собиралась попросить ехать дальше, когда вдруг увидела, как компания парней вывалила на ступеньки и несколько из них начали приставать к щуплому однокласснику с длинной челкой. Тот пытался не реагировать, но им явно хотелось добиться хоть какого-то ответа, и они готовы были на все ради этого.
С ужасом я узнала в нем Мишку, а в остальных — Волкова, лидера класса, и его шайку. Они не собирались оставлять Охотникова в покое. Но слова и оскорбления не действовали. Тогда они начали применять силу.
Я сидела, прижавшись носом к стеклу, и смотрела, как его лупят и никто не решается вступиться. Даже из учителей никого поблизости.
Нахлынули воспоминания о том последнем дне в школе. Мишка был точно в такой же темно-синей рубашке. И помог мне…
И я не выдержала. Выскочила из машины и бросилась между Волковым и Охотниковым.
Не знаю, откуда во мне нашлось столько силы, чтобы оттолкнуть заносчивого бывшего одноклассника и встать между ними.
— Прекрати немедленно! — потребовала яростно.
— Чего? — тот смотрел на меня как на букашку, правда на очень большую букашку.
