Было раннее утро, когда Тан Цзэмин готовил на кухне. Мелко нарезав ростки бамбука, он щедро сдобрил их кунжутным маслом и принялся обжаривать до золотистой корочки, чтобы после приправить лимонным соком. Повернувшись, он дал свежий побег фасоли большой зеленой черепахе, которая лежала рядом на столе. Довольная рептилия мгновенно прожевала фасоль и снова открыла рот.
– Ты такая прожорливая, – тихо рассмеялся Тан Цзэмин, поглаживая ее по голове. – Такими темпами ты съешь всю еду, и ифу нечем будет позавтракать, когда он проснется.
В просторной кухне было большое окно, открывающее вид на рассветное небо. Снегопад шел уже третий день и, судя по всему, не думал заканчиваться в ближайшее время.
Тан Цзэмин мало знал о том, что происходит сейчас в городе, однако все же подметил, что ночные грабежи и беспорядки прекратились. Раньше по ночам он нередко слышал отголоски погромов на соседних улицах. Стражники, которые в последние месяцы жили на улице Инхуа, вновь были мобилизованы и заняли принадлежащие им казармы и комплексы в управлении, откуда их ранее вытурили сослуживцы. По несколько раз в день бывая на рынке, Тан Цзэмин узнал из разговоров, что На Сюин заключили под стражу, как и судью и их приближенных. Поскольку На Жуин была заместителем бывшей главнокомандующей, Дун Чжунши, приняв во внимание ее заслуги перед городом, в тот же день назначил ее на пост главы гвардейцев. Спесь со стражников, принявших неверную сторону, была сбита первыми же распоряжениями их новой командующей: их понизили до стражников низшего ранга и лишили военных чинов и отличительного оружия. Теперь они охраняли амбары с провиантом да конюшни. Особо отличившихся и вовсе назначили присматривать за тремя духовными слонами. Вынужденные кормить прожорливых животных днями напролет, стражники имели право использовать свои мечи только для того, чтобы подниматься в воздух и до изнеможения чистить слоновьи шкуры.
Дун Чжунши упразднил все налоги на полгода, позволяя ремесленникам свободно вздохнуть и наладить торговлю. Кроме того, по его приказу все награбленное и насильно отнятое надлежало вернуть прежним владельцам. Двери в Яотин вновь были открыты. Так, на следующий же день дядя Шуя Ганъюна явился в город. Пьяный и окруженный куртизанками, он вскользь упомянул, что все это время провел в соседнем городке. Надеясь на то, что после бури вернется в свою таверну на теплое местечко как ни в чем не бывало, он получил с руки своего племянника лишь статус развлекалы. Видя, что Шуя Ганъюн настроен серьезно, дядюшка, человек мирный и не любящий насилия, согласился на такие условия. Тем лучше для него – будучи развлекалой, он не имел недостатка в куртизанках и вине, все дни напролет занимаясь излюбленным делом: играя на пипе и травя городские байки да сплетни среди выпивох. Присутствие рядом с племянником Ма Цайтянь и ее дочери также приятно удивило дядюшку, и он тепло принял обеих в семью.
