За эти месяцы мы очень сдружились с Мойше. Того тянуло к активным действиям и независимости, и здесь он получал и то и другое в достатке. Например, независимо от нехватки машин очень активно перестирать и перегладить мешков пять грязного белья.
Идиллия закончилась совсем неожиданно. Однажды вечером приехал Исаак. Тот человек, у которого Исаак брал взаймы, внезапно заимел проблемы и срочно нуждался в деньгах. Надо возвращать, правда, без процентов. В течение нескольких дней надо или найти где-то сорок тысяч, или продать прачечную. Денег мы, конечно, не нашли, а вот покупатель нашелся.
Он приехал на машине, рассчитанной на многодетную еврейскую семью, такой же большой, как и у Исаака. Мы втроем – Мойше не было – ходили и осматривали прачечную и подвал, внимательно читали отчет, который Мойше приготовил несколько месяцев назад, сравнивали характеристики и качество стиральных и сушильных машин различных марок. Они что-то весьма энергично обсуждали то ли на иврите, то ли на идише, размахивая руками в неприспособленной для этого машине. Потом мы сидели с Исааком в его машине, и он мне объяснял, что к чему. Покупатель отлично понял проблему со временем, не хотел давать тех денег, которые хотел Исаак, и соглашался только на шестьдесят пять. Исаак спрашивал у меня, что делать. Что я мог сказать? Не продавать? И мы продали ее.
В последний раз я видел Исаака, когда мы рассчитывались. Двадцать пять тысяч дохода. Исаак предложил выделить Мойше хотя бы тысячу, и я согласился. Делим пополам и вычитаем те три тысячи, которые я уже получил. Я назвал это грабежом, Исаак согласился, но денег больше не дал. Я получил от него чек на девять тысяч. Исаак попросил не класть его в банк два-три дня, пока не придут деньги с покупки. Все было в пределах правил.
Игра вышла за рамки правил через неделю. Во-первых, банк прислал мне уведомление, что чек был аннулирован. А во-вторых, моя квартирная хозяйка, которую я видел достаточно редко, поздравила меня с удачной продажей – говорят, за сто тысяч. Эти два события сложились в одну волну обиды. Я позвонил Исааку, он не отвечал и не отзванивал. Я начал вспоминать обе сделки и понял, что не подписал ни одной бумаги. Все документы были оформлены на Исаака, и доказать партнерство было невозможно. То же самое о продаже. Я только присутствовал при торговле, но ни разу никакая цифра при мне названа не была.
Вечером я позвонил Мойше и, чувствуя себя подлецом, попросил его узнать у отца, за сколько он продал прачечную. Мойше удивился: оказывается, это я настоял на продаже прачечной. Я объяснил ему про заем и ситуацию с возвратом денег. Мойше помолчал – что-то явно было не в порядке – и пообещал перезвонить. Я звонил им обоим еще пару дней, а потом понял – смысла нет. Ходить к ним и совестить было ничем не лучше, чем оставлять сообщения по телефону. Меня, что называется, просто кинули. На деньги и на мой трехмесячный труд, который тоже можно перевести в деньги. А главное, на мою веру в порядочность.
Но я обманулся. Мойше перезвонил, вернее, оставил сообщение. Исаак ни от кого денег не брал и прачечную продал за девяносто семь. Потом они звонили и даже приезжали вдвоем, но я дверь не открыл. В конце концов я получил заказное письмо. Пришлось расписываться в получении. В письме был чек на двадцать пять тысяч и короткая записка от Исаака: «Пожалуйста, перезвони Мойше». Я перезвонил – чек обязывал. Мойше обрадовался и приехал. А я его расстроил. Я вернул ему чек. Урок, который я получил, наверное, стоил того. И рассказал Мойше историю про четырех фей.
