Отец Нюрочки, Дмитрий Алексеевич, пришел с Первой мировой войны героем, весь в наградах за храбрость, в том числе был он награжден и орденом – солдатским Георгиевским крестом. В дальнейшем все дедовы награды растеряли, играя с ними, его внуки, дети младшей дочки Мани: Миша и Шурик.
Батянька, или папанька, как его называла любимая доченька, – Дмитрий, был красив, статен, проницателен, с острым лукавым взглядом. Большой жизнелюб и женолюб, несмотря на свою хромоту, по девкам хаживал. Но с супругой своей Дарьей был строг. Одеваться велел скромно, как монашенки одевались. Был умен от природы, мудр и рассудителен, красиво говорил, – заслушаешься! Политически был шибко грамотен, уравновешен, благодаря чему народ со всей округи ходил к нему за советами и поговорить о жизни.
За все его таланты был избран при советской власти председателем сельского совета поселка Свободный Астраханской губернии (ныне – Астрахань-9).
Жили они сначала в Астрахани на Селенских Исадах. Потом Дмитрий Алексеевич, отец заботливый и хозяин основательный, купил участок земли, соток семь, на поселке Свободный по адресу: 8-я улица (позже Колхозная), под номером 24, там баню рубленую поставил, а потом и дом-пятистенок.
Мать Нюрочки, скромная Дарья, похожая на послушницу из монастыря, была неграмотной, работала несколько лет на рыбозаводе. В годы НЭПа, когда в стране была объявлена борьба за поголовную грамотность, Дарья со своими товарками-подругами ходила в вечернюю школу для взрослых, но эту премудрость так и не освоила, всю жизнь вместо подписи ставила крестик.
Дмитрий Алексеевич, отец Нюрочки, из-за последствий ранений на фронте умер молодым, лет сорока, в 1924 году, в аккурат вместе с вождем Страны Советов, когда младшенькой, Маняше, исполнилось два годика, средней, Антониде, было десять годков, а Нюрочка была уже почти взрослая барышня, – двенадцати лет.
Шутила четырехлетняя Нюрочка над хромотой отца, пела ему песенку про хромого короля. Хром… Хром… Скрип… Скрип… И хохотала, убегая, а любимый батянька не обижался, а ловил ее да хохотал вместе со своей любимицей!
Нюрочка росла шкодливой девчушкой, хоть и болезненной. Уж очень чистоту любила, аккуратною была, – матушкино воспитание и внутренняя потребность настоящей русской натуры.
Было ей восемь лет, – все цветы в доме, все листочки протерла керосином, чтобы блестели… Цветы, конечно, пожухли, а Нюрочка очень горевала… Цветы она любила всю жизнь, куда бы ее впоследствии ни забрасывала судьба: от Литвы до Охотского края, от Уфы и Кирова до Комсомольска-на-Амуре, от калужских краев до Одессы и бессарабских степей. Ах, как вышивала искусница Нюрочка свои любимые цветы на пяльцах, гладью, цветными нитками, – так красиво, что лепестки на ткани переливались десятками оттенков, – от живых не отличишь! Особенно любила Нюрочка многоцветье незатейливой мальвы.
Любила девочка, когда отец ее хвалит, жалеет да защищает. Решила Нюрочка окна помыть, да так добросовестно терла, что продавила шибку, та вылетела и разбилась. Придумала девочка, – да не как следы замести, а чтобы в окошко ветер не надул да чтобы матушка не бранилась, взяла половик-дерюжку да и занавесила дырку в окошке. Воротился отец домой и спросил, шутливо заслоняя глаза ладонью:
– Ой, что это у нас в доме светло как!
А Нюрочка ему радостно и отвечает:
– Батянька, смотри, как я чисто окна помыла!
