О былом - страница 12
– Великая Государыня, лекарствьице твоей милости должно быть для болезни женки моей, видимо, не соответствует! Низко тебе за него кланяюся и, как велик дар твой, разреши взять для княгини сей араматничек веницейский!
Царица закусила губу, но сдержалась и не ответила дерзкому князю.
Но с тех пор Анастасия Григорьевна Черкасская больше не появлялась в палатах царицы…
Государева утеха
(Паракита)
В просторном, но низковатом помещении государевой Мастерской палаты, у широкого дубового стола сидел дьяк Федор Казанцев и, сосредоточенно глядя через круглые очки в серебряной оправе, перечитывал записки, присланные в палату от государева дворецкого Ивашки Чаплыгина.
– Ох, писать уж лют этот Ивашка, – ворчал недовольно дьяк, – все это его выдумки!
Статочное ли дело, чтобы государю великому сразу нужда во всех сих вещах имелася!
И дьяк снова принялся читать приказы дворецкого, водя толстым, заплывшим жиром пальцем по строкам письма:
– «Указали великий государь прислать свой, великого государя, рукав бархатный зеленый, а сыскивать его в хоромах и мастерской, а будет не сыщетца, изволь прислать новый, наспех сделав…» – Казанцев недовольно вздохнул.
– Наспех! а того не помнит, что поспешишь – людей насмешишь!
Старик отложил записку в сторону и принялся за чтение следующей:
«Федор Петрович! по приказу великого государя приказала боярыня Анна Петровна Хитрово взять государыни царицы сундучок желтый, а стоит в Большой Казне в передней; а равно атласу червчатого 10 аршин. Пожалуй, вели взять алексиру из аптеки, да взять из Оружейной палаты доски шахматныя, тавлейныя, сачныя, бирковыя, шахматы, саки, тавлеи, бирки и прислать на скоро сего же числа; изволили великий государь сами приказать».
– Скучать, должно быть, изволит его царская милость в Воздвиженском, – сказал сам себе дьяк и встал с лавки, чтобы распорядиться послать за требуемыми вещами в Оружейную палату.
– Ну, что напоследок пишет Ивашка, – заметил Казанцев, возвратившись к столу и принимаясь за чтение последнего приказа.
«…да вели поискать ширанбасу самого доброго аршин с двадцать и пошли за ними к немцам во слободу».
– Хорошо, знаю где найти его! – «Да еще пришли птиц попугаев, што немецкий гость Андрей Виниус государю великому бил челом, для потехи царевне.
– Еще прошлый год махонький попугай мне всю шапку склевал, когда я «в верху» был, – вспомнил дьяк.
– Так и есть, приписал Ивашка «допрежь всего не позабудь и «паракиту» – самаго малого из них, што твою шапку спортил». – Беги, Хомяк, – обратился Казанцев к одному из прислужников, – в Потешную палату, скажи карле Ониське, чтобы сейчас принес сюда тех попугаев, которых ему кормить и холить приказано.
Хомяк бросился вон из горницы исполнять приказание.
– Довезешь ли их один, парень? – спросил дьяк у молчаливо дожидавшего стрельца, посланного из Воздвиженского, где уже две недели проживал царь Алексей Михайлович, отдыхая от нелегких трудов и забот по управлению государством.
Время стояло летнее, в Мастерской палате было душно. Федор Петрович расстегнул свой кафтан и, отирая пот с лысины, тяжело дыша, запрокинулся на лавке.
Недолго оставался он в этом положении; полуденное солнце, настойчиво врывавшееся чрез небольшие открытая окна горницы, разморило тучного дьяка. Он, прислонившись спиною к стене, через минуту мирно захрапел, представляя полную возможность мухам ползать по его потному лицу.