Ей никто не ответил.
Лена с Евой вернулись в гостиную, где сидела притихшая расстроенная Ляля.
- Вот зачем ты к ней прицепилась? Тебе этих твоих подписантов мало? Их бы и учила жизни! - вспылила Ева.
- Так нельзя, девочки! - виновато заерзала Ляля. - Я одна ей говорю правду. Киселева же вообще на себя рукой махнула. Сначала лучшие годы потратила на этого Диму-Динамо, а теперь вообще живет, как будто она на пенсии. Ее даже нет в социальных сетях. Вообще. Представляете?! Человек – ноль подписчиков! Как ни крути, это диагноз!
- И что с того, что нет в соц. сетях? - усмехнулась Ева. - Я тоже там не бываю – некогда, знаешь ли, работаю, аки пчела. Да и вообще - не всем же быть блогершами?!
- Ну так она и дальше будет дружить со своими собаками! – пожала плечами Ляля.
- Да оставь ты ее! Пусть дружит с кем хочет! - отрезала Ева.
Ляля заплакала: - Так я же хочу, как лучше. Я из любви к ней!
- О, вот из благих побуждений, как известно, и творят самые жуткие вещи на свете, - заметила Ева, - короче, оставь Таньку в покое.
Лена вздохнула: - Вот где она сейчас? Новый год через пятнадцать минут! Ведь она даже домой до полуночи не сможет добраться. А как встретишь Новый год, так его и проведешь!
Ляля заметалась по комнате, по - видимому, отчаянно переживая. Она подбежала к окну и вдруг увидела в освещенном фонарями сквере, напротив Лениного дома, знакомую фигуру. Таня сидела на лавочке и плакала.
Ляля бросилась к дверям. Лена только и успела, что натянуть на нее свою шапку. И Ляля, в платье и туфлях, ринулась в подъезд.
- Да хоть пальто надень! - крикнула Лена.
Но какое там! Ураган с женским именем Ляля уже умчался прочь.
Лена видела из окна, как Ляля в своем феерическом платье с блядским разрезом до уха бежала через сугробы. В какой-то миг Точкина поскользнулась, упала в снег, и, видимо, порвала платье, потому что оно разьехалось на ней окончательно. Ленина шапка с помпоном в комплекте с этим платьем смотрелась на Ляле феерически. Какой-то старичок-пенсионер, выгуливающий таксу, даже отшатнулся от странноватой рыжей гражданки, а его таксик недовольно затявкал.
Ляля бросилась к плачущей на лавочке Тане и обняла ее.
...- Ну, что там? – спросила Ева у Лены, не вставая с дивана.
Ева устала – прошлая смена у нее была рабочей; увы, в ресторанной индустрии, новогодние дни самые жаркие. Три дня подряд в ее ресторане отмечали корпораты, и Ева вообще не высыпалась.
- Мирятся, - предположила Лена, - о, точно мирятся!
Ляля прижала Таню к себе, как драгоценность, и облобызала ее, отчего Танино лицо мгновенно стало напоминать сплошной мольберт.
Лена высунулась из окна и закричала: – Да давайте быстрее, дуры! Новый год, Новый год же! Не успеем!
- Успеем, девушка! - ответили Лене гогочущие подростки, проходившие под окнами. – С Наступающим!
Ляля с Таней ворвались за пять минут до Нового года. И вот так - Таня в шубе, перепачканная помадой, Ляля в рваном заснеженном платье - взволнованные подруги взметнули бокалы и закричали «ура-ура!». Часы пробили полночь, и начался отсчет нового времени.
- Успели, - выдохнула Ева, - с Новым годом всегда такая штука, вы заметили? Кажется, что не успеешь, но всегда успеваешь, да?
- Дааа, - замычали барышни под просекко и вкуснейшие Ленины салаты.
А потом они выпили за наступивший год и «за культуру!»
И вот уже далеко за полночь, когда наступил самый душевный час, когда подруги немного устали и переместились из-за стола на широченный Ленин диван, Таня вдруг спросила:
