– Не боятся никого те, у кого сердца печалью и тоской наполнены. Нет тем дела до страху, кто скитается неприкаянный, потеряв любовь.
Странным образом показалось Ладе, что проведение столкнуло её с незнакомцем.
– И ты любовь потерял?
– Потерял, – выдохнул мужчина, – где-то здесь должна быть, не видела?
Пошутил ли тот?
– Я тебя впервые вижу, и любовь твою знать не знаю, – тут Ладе вспомнилось, как упоминали давеча о кобзаре, заблудившемся и сгинувшем в чащах северных. – Не певец ли ты странствующий, сударь?
– Может, и был когда-то странником, да сердце мне подсказало, где я должен быть.
Сердце Лады на схожий вопрос пока ответа не дало.
– Спать думал, но холод, тьму несущий, разбудил, – пробубнил незнакомец под нос.
– Как зовут же тебя, сударь?
– Все по-разному, де́вица. Кто Селевом, кто Селиваном величает, кто стариком-боровиком, а кто Лешим. Разным я всем вижусь и по-разному в душах их откликаюсь.
Пошутил ли он сейчас?
«Дух ты лесной или нет, но и вправду не боюсь я сейчас ничего».
– Надеюсь, ты найдёшь свою любовь потерянную, – сказала Лада Селеву-Селивану Лешему на прощание.
– И ты, де́вица! – догнали Ладу эхо и тихая мелодия рожка.
Она вернулась в посад к полудню. Переживала за дела, без управы оставленные, в дом родной явилась, голову склоняя.
Матушка встретила ласково, обняла и пожалела. От того на душе молодой ещё горче сделалось. Сестрицы и братцы смотрели сочувственно, прицыкивали и ахали. Отдыхать велели сегодня.
А Ладе маянье не по нраву пришлось. Совет ей нужен был, а не утешение и жалость. И пошла за ним она к деду Демьяну.
Сосед плёл лапти, а его внук бегал неподалёку, размахивал палкой и выкрикивал угрожающие кличи.
– Печенегов сражает или половцев? – Лада кивнула на Еремея и присела на скамью рядом с дедом.
– Половцев окаянных. Они, супостаты, село наше сгубили. Но печенеги не лучше.
Лада вздохнула, не зная как лучше начать разговор:
– А я тоже задумалась о том, чтобы выйти в поле бранное. Не столь нежданно, как Ярослав меня одну оставить решил, но столь же яростно.
Демьян отложил лапоть, посмотрел как на юродивую:
– Вот умная ж ты девка, Лада, да всё туда же…
– Куда туда, поди, ещё кто в Чернигов собрался?
– Да не туда. В дурь свою девичью. Ох, Лада-весна, не видала ты боя, не лила крови ни своей, ни чужой. Красна война только на устах кобзарей наших да скальдов варяжских. А на деле – это худо хлестче бабьего горя и всех печалей выдуманных. Вот где беда, вот где мужская доля. Ежели наслушалась где-то о жёнах викингов, что в походы бок о бок с ними ходили, так брось это. Ты дева русская. Не заставь меня пожалеть, что показывал как меч держать нужно. Не для того я это делал, чтобы ты в походы с дружинами княжескими ходила.
– Я девой старой останусь, дед Демьян, теперь. Кто же меня в жёны возьмёт, кто засватает? На смех поднимут. Как мне здесь оставаться?
– От этого бежать собралась? От хохота бабьего и взглядов косых? Уж чего получше придумала бы. Сказала б, что работать умаялась, да семью тянуть на плечах своих.
– Божена и Смиляна уже выросли, и Неждана – помощница золотая. А Федот, Захар, Гордей и Наум – рукодельники. Не пропадёт семья без меня, если я в Чернигов уеду.
– Больно мне упрямство твоё не нравится, Лада. Неужели и вправду удумала?
– За советом пришла, а он и без слов твоих, дед, до меня долетел. С ветром, с песней. Сам Леший намекнул мне, что любовь и счастье искать нужно.
