О чем молчала Мадонна Литта - страница 2

Поначалу все было очень даже многообещающе. Мы употребляли «скоростя», и одурманивающий приход полностью обезболил раны расставания и притупил все чувства, оставляя только одно – эйфорию псевдопревосходства.

Однако эйфория быстро сменяется невыносимой депрессией, которая толкает срочно употребить еще дозу, лишь бы тебя не начало крючить адское нежелание жить. С каждой новой дозой наши с Рыбой разговоры начинали менять беззаботный и радостный окрас на мрачный и удручающий. В очередной раз зайдя на кухню, чтобы сбить уже издалека напоминающую о неизбежности «побочки» тревогу, я увидела, что остался один шприц. Внутри кровь вместе с веществом – промыть его было невозможно. На долю секунды меня охватил страх.

– У тебя есть ВИЧ, гепатиты?

Рыба немного замешкалась, горбясь на стуле:

– Только гепатит, – проговорила она с сомкнутой от наркоты челюстью.

Я думала меньше минуты. Это была последняя доза на тот день! Я протянула руку, чтобы Рыба уколола меня. Только спустя месяц, я узнала, что наша местная Мирей Матье уже несколько лет стояла на учете центра СПИД…

…

– Эй, – медсестра Евгения, перекинувшись через стол, дотронулась до меня, чтобы вернуть из воспоминаний обратно в кабинет. Я отдернулась. Шлейф ее парфюма нагло перешел границу моего личного пространства. Я отодвинулась вместе со стулом. Евгения вернулась на свое место.

– Я поняла, что вы заразись из-за внутривенного употребления психоактивных веществ. Давайте перейдем к другим вопросам. Замужем? – Она снова начала зачитывать вопросы себе под нос.

– В разводе, – я массировала разболевшийся висок.

– А муж где?

– Ооо, этот точно здоров! Его посадили за распространение наркотиков еще до того, как я начала колоться. Ему еще пару лет чалиться.

– Сколько было половых партнеров?

– Не помню,

– Татуировки?

– Есть, тоже до родов, следовательно, до заражения.

Медсестра упрямо продолжала:

– Как давно употребляете?

– Наркотики? Первый раз в четырнадцать, систематически с семнадцати, ремиссия во время беременности и кормления с девятнадцати до двадцати, внутривенно последние пару лет.

– Был ли у вас секс во время употребления внутривенно?

– Только с одним человеком, он уже сдал у вас анализы. Отрицательно.

– Были ли рядом с вами люди, больные туберкулезом, во время употребления?

– Откуда я могу знать? – я опять разблокировала экран на телефоне. Мне уже нужно было выезжать.

– Коммерческим сексом не занимаетесь?

– Что, простите?

– Секс за деньги, проституция?

– Какое это имеет отношение к делу? Я же вам сказала, как заразилась и что спала только с одним человеком в этот период.

– Яна, давайте успокоимся, – Евгения развела руками.

– Да хватит со мной разговаривать как с душевнобольной! Вы меня никогда не поймете! Какие у вас там еще вопросы? – Я подскочила со стула.

– Вопросы закончились, – Медсестра отодвинула папку с бумагами и норовила встать со стула.

– Раз это все, я пойду… – Мое пальто чалилось на вешалке в углу. Я оделась, взглянула на медсестру Евгению.

– Скоро должен подойти врач, дождитесь.

В ответ я только показала средний палец и раздраженно хлопнула дверью.

«Я никому не нужна», «Всем на меня насрать», «Я никогда не смогу вернуться к полноценной жизни», «Мне не отдадут ребенка», «Я ничтожество» – обрывки злобных мыслей слились в единый белый шум, я не знала, куда бежать от них. Вылетела из кабинета в фойе и, суетливо сдернув с себя бахилы, поспешила к выходу.