О фее без крыльев и драконе без сердца - страница 3

Она смотрит куда-то в сторону, туда, с кем на самом деле говорит. А еще она кажется злой, напряженной. Готовой к тому, чтобы сказать что-нибудь по-настоящему ужасное.

– Хорошо, – соглашается Мирия и слегка улыбается, удовлетворение разглаживает черты ее лица, до того скрученные в раздражении. – Большинство голосов «за».

Что происходит? Адерин помнит: они часто решали все голосованием, потому что Мирия умная, она действительно заботится о деревне. Она бы не продержалась на своем месте так долго, если бы не прислушивалась к словам всех остальных. В конце концов, она еще помнит вкус свободы, когда не нужно прятаться под куполом и бояться выйти за его пределы.

Госпожа Флорис вдруг усмехается, звонкий смешок скатывается с ее языка и ударяется об Адерин с силой ножа. Что-то не так. Госпожа никогда не находит хорошие вещи смешными или забавными, наоборот – она упивается страданиями, потому что только они, похоже, способны заполнить пустоту ее давно проданного самой магии сердца.

Мирия вдруг выпрямляется еще сильнее, поднимает голову, словно смотрит на всех и пытается охватить взглядом каждого, как она делает всегда в моменты оглашения решения. Потому что каждый голос считается, каждая фея несет ответственность хотя бы немного.

– Хорошо. Именем всей деревни я выношу вердикт, – говорит она, торжественно, строго, но внезапно странно довольно, как будто ей нравится то, что она сейчас произнесет. – Фея-полукровка Адерин…

И Адерин вздрагивает, слыша собственное имя. Она так скучала по нему, потому что никто – совсем-совсем никто – в Золотом Дворе не называл ее по имени. Птичка, “эй, ты”, бескрылая, как угодно, но только не имя. Потому что для них она – предмет, а не кто-то живой, дышащий и имеющий собственное мнение.

– … изгоняется из деревни навсегда.

Слова опускаются Адерин на плечи, оборачиваются вокруг шеи, лишая воздуха. Она понимает каждое слово по отдельности прекрасно, но они отказываются связываться вместе в ее голове.

Это же не может быть правдой? Они не могут ее бросить! Они не могут изгнать ее просто так, даже не позволив высказаться! Они не могут решать такие вещи без нее самой там, в деревне, где она была бы способна себя защитить!

Они… они не могут, верно? Все это – ложь, последний «подарок» от госпожи Флорис, верно? Она просто играется с ней, чтобы посмотреть реакцию и потом посмеяться.

– Это ложь, – шепчет Адерин, а потом уже громче и тверже: – Это все ложь!

Но госпожа Флорис смеется, громко и откровенно. Они все, спрятавшиеся за масками, смеются, их смех – это ужасающая какофония, наполняющая уши, гремящая по всему залу. Что-то огромное, злое и искаженное, словно сама тьма, стекающая с них и отправляющая воздух.

Это ложь… все это – ложь и фарс…

Госпожа Флорис, все еще смеясь, подходит к ней ближе и аккуратно, нежно проводит одной рукой по щеке Адерин. От этой ласки скручивает живот, а сердце подскакивает к горлу.

– О, моя бедная маленькая птичка, – напевает госпожа. – Ты правда думала, что они примут тебя?

Адерин хочет отвернуться, закрыть лицо руками, а еще лучше сбежать, спрятаться где-нибудь в отдаленном месте, да хоть в самых холодных и темных подземельях замка, лишь бы не пришлось смотреть на лицо госпожи. Лишь бы больше никто на нее саму не смотрел.

– Я… Я… – она пытается вдохнуть и хоть что-то сказать, но ничего не выходит, все слова умирают прямо на языке, оставляя привкус чего-то гнилого.