Прошло много лет, по хирургическим понятиям, почти жизнь. Роль Учителя всё возрастает. Как он был прав! Невольно вспоминаешь древнегреческий миф. Дедал, Ариадна, её возлюбленный Тезей, путеводная нить, лабиринт. Нам наши Учителя дают в руки эту нить. Мы идём по ней порой тяжело, порой останавливаемся, но не выпускаем из рук. Вкладываем её в руки своим детям, ученикам и вновь идем. Куда? Становится светлее, легче дышать, нить натянута, дети и ученики следом. Всё в порядке. Лабиринт пройден, клубок впереди. Ты его пока видишь, потом он исчезает, но нить тянет. Вверх, уже… вверх. Темнеет, нить как струна, тихая музыка и Космос. К душам, которые ты там оставил и где твой Учитель. Страшно? Ты работал, стремился не подводить своего Учителя. Не всегда получалось? Так бывает. Но тебя предупреждали? Я не Бог. А Учитель? Подобен Богу. Вечная память. Вечная память. Вечная пам..м..ять.
Операция…
Две пары глаз. Без тени свет.
Ночь на дворе и тишина.
У операционного стола.
Я, он и опермедсестра.
Скажи – Ну кто его принёс?
Мы, что грешны, как сто чертей?
А в ране кровь. Отсос. Тампон.
Зажим… подай быстрей.
Всевышний! Видишь нас?
Давленье на нолях.
Наверное, забыл, на НЕБЕСАХ
Запутавшись в делах.
Да, грешен я, чего скрывать.
Прости. Но все грехи на мне.
Прошу, не злись. Дай сил ему,
А мне потом. И опермедсестре.
А. К. Графов 1997 год.
Марк Борисович, я не пойму, Вы пьяный или всегда так ходите? За стену почему держитесь? Вон Сергей Сергеевич (главный хирург области) как огурец. Ещё и девок молодых щупает.
Марк Борисович (уролог, зав отделением областной больницы)
– Сашка, вот я еврей. Да, еврей! А вот спроси Сергей Сергеевича Иванова, кто он по национальности? Жид, чистый жид. Какая у него настоящая фамилия? Знаешь? Нет? Я тебе две бутылки коньяку дам, спроси.
– А зачем это мне нужно.
– Вот и не хера знать. Много будешь знать, скоро состаришься.
Начинает плакать и всерьёз.
– Я инвалид…, детства. Полиомиелит. До 12 лет на жопе ползал. Война. Мать меня на плечах несла. Уходили из Винницы от немцев. Она тащит меня, плачет, и я, наверху плачу. Она падает в грязь, и я, мордой в лужу. Дети рядом с родителями за руку идут, а я у матери на шее. Вижу, Сашка ничего ты не понимаешь. Трудно тебе это понять.
Плачет, слёзы по щекам.
– А как я учился в школе? Мать меня на тачке каждый день в школу возила, потом несла, на парту сажала и шла на работу. До 5 класса! Уроки закончатся все бегут домой, а меня в коридоре посадят, вторая смена пришла, и я жду мать. А работали до 8 вечера. Я уроки делал на полу. Жалко мать. Мне сосед, еврей сапожник, пошил обувь специальную. Что сейчас делают в мастерских ортопедии – херня. Этих ботинок мне на год не хватает. И я стал на костыли. Сашка, из-за любви к матери. Она рано умерла и я знаю, что виноват я. Тяжело ей было, очень тяжело. И в мединститут меня взяли потому, что я инвалид. А наша семья все портные… Война, никого не осталось. Мать меня спасла.
Заходим в его кабинет. Продолжает плакать.
– А ты знаешь, что меня после института в твой сраный Болхов распределили.
– Знаю Марк Борисович.
– Так вот я туда добирался почти сутки. Приехал вечером, переночевал в санпропускнике и к главному. Сижу на порожках, жду. Идет, я еле встал. Говорю ему – Приехал в Вашу больницу по распределению. Он мне – Жидов тут только не хватало. И проходит мимо. Сука…! Я 5 дней сидел у него под дверями. Хорошо, что девчата из кухни подкармливали. Только через пять дней он позвал меня в кабинет. На бумажке написал приказ о назначении меня главным врачом Гнездиловской больницы. Сказал – Главная сестра больницы приехала на телеге за лекарствами. Иди, довезёт.
