О книгоедстве - страница 25



60

Культура и искусство – людей ни в чем не изменяют, а разве что делают их разностороннее, умственно развивают, что в случае с самыми отъявленными негодяям однозначно еще лишь усугубит тот и без того явный ущерб, что они еще будут способны причинить всему тому до чего плотно окружающему их обществу.

Вот он весьма хороший пример того, как дикарь, став культурным, но оставшись при этом в душе вполне полноценным язычником, явно так оказался благодаря всем приобретенным им знаниям, куда исключительно большим зверем, нежели чем мог бы еще быть тот примитивный вандал, что был с нею пока вовсе нисколько и не знаком.

Джек Лондон «Морской Волк»


«– У Спенсера?! – воскликнул я. – Неужели вы читали его?

– Читал немного, – ответил он. – Я, кажется, неплохо разобрался в «Основных началах», но на «Основаниях биологии» мои паруса повисли, а на «Психологии» я и совсем попал в мертвый штиль. Сказать по правде, я не понял, куда он там гнет. Я приписал это своему скудоумию, но теперь знаю, что мне просто не хватало подготовки. У меня не было соответствующего фундамента. Только один Спенсер да я знаем, как я бился над этими книгами.

Но из «Показателей этики» я кое-что извлек. Там то я и встретился с этим самым «альтруизмом» и теперь припоминаю, в каком смысле это было сказано.

«Что мог извлечь этот человек из работ Спенсера?» – подумал я. Достаточно хорошо помня учение этого философа, я знал, что альтруизм лежит в основе его идеала человеческого поведения. Очевидно, Волк Ларсен брал из его учения то, что отвечало его собственным потребностям и желаниям, отбрасывая все, что казалось ему лишним.

Что же еще вы там почерпнули? – спросил я.

Он сдвинул брови, видимо, подбирая слова для выражения своих мыслей, остававшихся до сих пор не высказанными. Я чувствовал себя приподнято. Теперь я старался проникнуть в его душу, подобно тому, как он привык проникать в души других. Я исследовал девственную область. И странное – странное и пугающее – зрелище открывалось моему взору.

– Коротко говоря, – начал он, – Спенсер рассуждает так: прежде всего человек должен заботиться о собственном благе. Поступать так – нравственно и хорошо. Затем, он должен действовать на благо своих детей. И, в-третьих, он должен заботиться о благе человечества.

– Но наивысшим, самым разумным и правильным образом действий, – вставил я, – будет такой, когда человек заботится одновременно и о себе, и о своих детях, и обо всем человечестве.

– Этого я не сказал бы, – отвечал он. – Не вижу в этом ни необходимости, ни здравого смысла. Я исключаю человечество и детей. Ради них я ничем не поступился бы. Это все слюнявые бредни – во всяком случае, для того, кто не верит в загробную жизнь, – и вы сами должны это понимать».

61

А между тем эдакий человек, веря в Господа Бога, хоть чего-либо на этом свете действительно еще же боялся, и впрямь ожидая некой вполне возможной им заслуженной кары и если не на этом, ну так хотя бы на том всех нас (каждого в свое время) ожидающем свете.

Однако, вконец разуверившись в существовании каких-либо высших сил, – то, что с ним приключилось именно в свете грандиозных стараний агностической, новоявленной философской мысли…

Ну, а кроме того он и вобрал в себя всю ту великую веру в торжество царя природы над всеми прочими ее подданными, а потому, в конечном итоге и стали подобные ему «сверхчеловеки» теми еще акулами, и вправду способными на время пожрать собой солнце.