О культуре и не только - страница 70

Под «заказ» шукшинский роман вряд ли бы сгодился. Как вам цитата: «Взросла на русской земле некая большая темная сила… Черной тенью во все небо наползала всеобщая беда… Та сила, которую мужики не могли осознать и назвать словом, называлась – ГОСУДАРСТВО».

А вот мать старшей дочери Шукшина, Кати – Виктория Софронова, дочь известного литфункционера, утверждает: «Он люто, до скрежета зубовного ненавидел советский строй, полагая… что большевики уничтожили русскую деревню, основу российской государственности». Противоречие какое-то. Да весь Шукшин соткан из противоречий, «раздрызгов». Ну, хотя бы: какой воли жаждала его душа? О какой воле может мечтать дерево? Вывернуться корнями из земли? Глупо искать в Шукшине гармонии, целостности, равновесия. Будь в нем всё это – не ушел бы сорока пяти лет от роду…

Что касается ненависти к советскому строю, у Васи Шукшина, мальца четырехлетнего, по навету расстреляли отца. Обвинили в пособничестве лесным бандам. Однако о тех, кто устанавливал по сибирским селам новую власть, Василий Макарович напишет затем роман «Любавины». Камня на сердце, значит, не лежало? Шукшин взрослый никакой смертельной обиды от строя не претерпел, и в этом тоже его сходство с Высоцким: больше разговоров о притеснениях, нежели реальных притеснений. Василий Макарович получил две Госпремии и орден Трудового Красного Знамени. При недолгой своей жизни выпустил семь книг, снял пять фильмов: «Живет такой парень», «Ваш сын и брат», «Странные люди», «Печки-лавочки», «Калина красная». Кстати, «Живет такой парень» – первая режиссерская работа – была отправлена на венецианскую Мостру и удостоена там «Золотого льва».

В конце концов – хоть для самого это и неважно – Шукшин похоронен на Новодевичьем…

Из письма к сестре: «Мы все где-то ищем спасения. Твое спасение в детях. Мне – в славе. Я ее, славу, упорно добиваюсь. Я добьюсь ее, если не умру раньше». Он добился. Умер в славе, а она надолго его пережила.

Он не снял фильма про Стеньку. На Стеньку вышла в судьбе его стенка, стена. Кто-то скажет: власть боялась, кто-то: Бог уберег. С Богом и церковью в романе «Я пришел дать вам волю», мягко говоря, сложности. «Вы, кабаны жирные!.. Лучше свиньям бросить, чем вам отдать!.. Для чего церквы? Венчать, что ли? Да не все ли равно: пусть станут парой возле ракитова куста, попляшут – вот и повенчались»…

Вспоминается заодно поп из рассказа «Верую!» – не священнослужитель, а черт его знает что такое. Для нас сегодняшних. Но не для Шукшина. Вырождением крестьянства болел Василий Макарович, а изводом духовного сословия, обмелением этого моря до мутной лужи – видимо, нет. В «Печках-лавочках» говорит замшелый беззубый сросткинский дед: «Раньше государство держалось на богобоязненности: то грех делать, другое грех делать. Щас-то я понял, что все это глупости были…»

Та же Софронова рассказывает: хотел Василий Макарович зайти в храм, но на пороге споткнулся и упал. Поднявшись, повернул обратно. Близким сказал: «Меня не пустили». Вопрос не в том, насколько это верно. Просто он знал, что могут не пустить. И за что именно – знал. От одного этого падения, от одной фразы Шукшину вышло пользы более, чем иному – от целого молебна…

В предвкушении главной (как ему думалось) работы Василий Шукшин создал две великие картины, которых не ждал с таким трепетом. Пока не удавалось запуститься с «Я пришел дать вам волю», на студии Горького – затеялись «Печки-лавочки». Переметнулся на «Мосфильм», но и здесь потребовали сначала «зарекомендовать» себя малобюджетной современной лентой. Так возникла «Калина красная». На премьеру в московский Дом кино Шукшин приехал инкогнито – в больничном халате. Жить ему оставалось месяцев девять.