О любви еще раз - страница 11

– Ну, мы ещё сочтёмся! – зло прошипел майор в спину своему бывшему другу и коллеге.

***

В этот раз Эля вернулась из поездки ровно через полмесяца. Ещё на вокзале, когда поезд, медленно пыхтя и притормаживая перед станцией, втягивался в крытый перрон, женщина решила идти прямо в милицию, чтобы узнать судьбу непутёвого парня. Сил находиться в тягостном неведении больше не было.

Все пятнадцать дней, пока её не было дома, сердце болело и ныло от дурного предчувствия, и Копейкина, как ни пыталась прогнать от себя невесёлые мысли, ничего не могла с ними поделать: они продолжали мучить её, возвращаясь вновь и вновь.

Дождавшись своей очереди в коридоре, наполненном людьми и папиросным дымом, долетавшим сюда с лестничной клетки, она нерешительно постучалась в дверь старшего оперуполномоченного Клыкова.

– Войдите! – послышался за дверью знакомый голос.

В кабинете от сизого никотинного чада можно было вешать топор. За столом, заваленным бумагами, сидел сам капитан. А напротив него на потрёпанном стуле, из дырявого сиденья которого виднелась похожая на вату розоватая обивка, какой-то незнакомый милицейский лейтенант. По-видимому, один из его коллег.

– А, это вы! – хмуро протянул капитан и немедленно отвёл глаза в сторону.

У Копейкиной больно ёкнуло сердце. Ей показалось, что поведение офицера не предвещает ей ничего хорошего.

– Я хотела узнать… судьбу своего дела, – пролепетала глухим, незнакомым голосом Эвелина.

– Вон ваш магнитофон, – кивнул в сторону стоявшего на полу у платяного шкафа аппарата Клыков, перебивая женщину. – Можете забрать!

Офицер никак не хотел смотреть в глаза Эвелины, делая вид, что очень занят своими делами.

Копейкина невидящим взором, машинально взглянула в ту сторону, где, по утверждению милиционера, стоял её магнитофон:

– А как же Петя, ну, парень тот, что украл… то есть взял…

– В колонию его отправили, для несовершеннолетних преступников, – проговорил капитан нехотя, – идите домой. Что вам до него? – И Клыков как-то устало и даже неожиданно грустно взглянул на женщину.

– В колонию… какую колонию? – выдохнула проводница, теряя силы.

– Это мне не известно. Такие сведения имеются лишь в Управлении исполнения наказания. Но их сообщают только родственникам осуждённого.

Эвелина потеряла дар речи. Ей показалось, что её сердце больше не бьётся. В глазах потемнело.

– Дайте воды! – сдавленно прохрипела она, почти просвистела, и стала опускаться на пол, теряя сознание.

***

Домой Копейкину довезли на милицейском воронке. Всю дорогу женщина молчала и смотрела прямо перед собой, уставившись в одну точку.

Когда машина остановилась у знакомого подъезда, сержант-водитель открыл перед нею дверь, но, видя, что женщина находится будто во сне и не реагирует на его действия, сам отнёс магнитофон в квартиру и поставил его на пол в коридоре.

Что происходило потом, Эвелина не помнила вовсе. Только среди ночи на пороге её кухни вновь показалась милиция в сопровождении целой делегации соседей.

Женщина будто бы очнулась, увидав знакомых людей, и с удивлением для самой себя обнаружила на кухонном столе пустую бутылку водки и гранёный стакан. В следующий момент она поняла, что вновь пела и, наверное, взбудоражила своим голосом отдыхавших после трудового дня жильцов дома.

Милиционеры молчали. Молчали все.

Странный озноб неожиданно потряс судорогой плечи Эвелины, и она наконец разрыдалась в голос.