– Да не слышит уже…
– Более того, если даже его заберут и усыновят другие люди, то, боюсь, что она воспримет это как личную потерю, как будто это именно ее ребенка отняли…
Мы долго молчали. Я свое мнение высказала, он его выслушал, не зная, что мне возразить. Он и сам понимал, что девочку воспитал необыкновенную, поэтому и поступки она совершает не такие, как все. Нельзя от нее ждать, что она будет жить стандартной жизнью стандартного человека, когда она явно «поцелована Богом», который дал ей такое огромное сердце, которое способно вместить больше, чем мы можем себе представить.
– Значит, согласиться? – наконец спросил он.
Я только головой кивнула в ответ, понимая, какое непростое решение ему предстоит принять.
– Я, наверно, тоже сошел с ума, если слушаю вас, – сказал он, вставая из-за стола.
Я не стала его удерживать, мы оба понимали, что ему сейчас не до гостевания.
– Я позвоню вам, – сказал он на прощание и пошел вниз по лестнице, не дожидаясь лифта.
Позвонил он только через пару месяцев. Все это время я боялась сама набрать его или Анин номер. А что, если после нашего разговора, когда я «приняла сторону врага», он больше не хочет со мной разговаривать?
Я бы поняла его. Действительно, жили себе спокойно отец с дочерью, девочка была тихая и послушная, все делала, как ей папа велит. Но тут появилась старая ведьма и заколдовала ее. Все пошло наоборот после этого: девочка не захотела идти по той безопасной дороге, которую папа для нее выбрал, пошла совсем в другом направлении, стала пытаться все решать сама, подвергая себя опасностям, и папе приходилось ей помогать, расчищать дорогу, чтобы как-то облегчить ее путь.
А девочка все не унималась, она заходила все дальше в самую чащу, и было не совсем понятно, сможет ли она вообще выбраться из нее, или так там и погибнет. А папа так ее любил, что не мог ее бросить на этом пути, поэтому шел с ней, и вот, уже вся одежда его была изорвана, а конца этому опасному пути не было.
Страшноватая сказка получалась, и я была той старой ведьмой, которую они доверчиво впустили в свою жизнь. Поэтому я так обрадовалась его звонку.
– Простите, что не звонил долго, было очень много дел, пока все оформили.
– Так вы его взяли?
– Конечно, – сказал он, и мне показалось, что я услышала гордые нотки в его голосе. – Две недели назад домой привезли.
– Ну и как он?
– Как нормальный трехмесячный ребенок, – сказал бывший доктор, а теперь дед. – Славный малый, здоровенький, ест хорошо.
– Как Анюта?
– Счастлива. Вся светится.
– А Маша?
– Даже и не спрашивайте! Про нас совсем забыла, он у нее – свет в окне. Не отходит от него ни на шаг, даже в дом переехала, чтобы к Мите ночью вставать.
– А вы как? Освоились?
– А что мне остается? Вам надо как-нибудь приехать посмотреть на него. Анюте теперь совсем некогда вам звонить, но она будет очень рада, она вас очень ждет. Ей же надо своим сыном похвастаться, – сказал он, явно улыбаясь (это было слышно даже по телефону).
– Я постараюсь, но я же теперь на постоянной вахте. Катя ремонт закончила, скоро переедет. Буду теперь к ней по утрам, как на работу ходить, с Андрюшкой сидеть. Никак мы не дождемся места в саду, думаю, что получим не раньше осени.
– Я не тороплю, просто знайте, что мы рады будем. А фотографии я вам на телефон пришлю, посмотрите на нашего богатыря.
Мальчик, действительно, был чудесный! Темные волосики, карие умненькие глазки. Может быть, это подарок Анюте за ее одинокое детство, награда, которую она заслужила? Я знала, что теперь она никогда не будет одинокой – что бы в ее жизни дальше ни происходило.
