Тина сказала, он грустит. Прячет лицо, когда она говорит обо мне. У него не клеится работа. Он не общается ни с кем. Та девушка появляется у него дома не очень часто. Это, кажется, ненадолго…
И тогда я позволяю себе посмотреть в никуда: он скажет «возвращайся», а я подойду очень близко и ничего не скажу, даже думать перестану, потому что – запах, тепло от его плеча, дурацкая рубашка в белый цветочек и кожа совсем рядом. Можно даже заплакать, если захочется, но не захочется, потому что наконец-то все станет хорошо. И когда мы доберемся до постели, я первым делом засну рядом с ним, потому что безумно устала за это время. И только потом, когда проснусь и услышу, как он дышит рядом, я осторожно, чтобы не обжечься, загляну в его лицо, потому что глаза мои тосковали без его красоты и были как слепые. А чуть позже я протяну руку, прикоснусь подушечками пальцев, а потом очень медленно, ведь мои руки заледенели без его огня, позволю ладоням наполниться, вспомнить его тело постепенно – чтобы не обжечься. И он, наверное, проснется, и тогда уже мое тело, которое сейчас корчится от одиночества…
Но в этом месте я обычно вспоминаю его голос, однажды произнесший: «Эта девушка… со мной никогда такого не было, это наверняка, я и не знал, что так бывает, – настоящая любовь». И понимаю, что у меня очень хорошая подруга.
Пару дней назад мы все-таки поговорили. Прошло полгода с тех пор, как этот юноша поверг мое сердце в невыносимую печаль. И вот мы встретились на вечеринке, где оба были по делу и оба со своими партнерами. За месяц до того мы виделись мельком, и я не посмела даже взглянуть ему в лицо. А тут собралась с духом и подошла. И (внимание!) я обнаружила, что ангел упорхнул. Белый кролик моего сердца больше не дрожит и не пытается удрать через горло. Любовь, конечно же, не умерла, она ушла, запрокинув голову, глядя в фиолетовое ночное небо, улыбаясь воспоминаниям, оставив после себя только нежность.
– Хочешь? – спросила я.
– Безумно! – ответил он.
И я угостила его шоколадкой.
А шуму-то было…
Ну хорошо, давай назовем это «эгрегор», хотя получается безграмотно. Но я вот думаю, у каждого человека образуется не просто аура из личных его эмоций, поступков и мыслей, а здоровенный эгрегор из того, что чувствуют к нему окружающие. Такой пятнистый небесный образ тебя, складывающийся из чужой любви, ненависти, уважения и презрения. Вот я думаю, что ты ангел, и добавляю светлое пятно, а она, дура, считает тебя неудачником, и ее пятно, конечно же, серое. И в общем, тебе от этих представлений ни жарко, ни холодно, но иногда можно согласиться с каким-нибудь из этих пятен. Поверить, например, в мою точку зрения, открыться и впустить в себя ангела, которого я намечтала. Только откуда же взять смелости и с какой вообще стати ты должен верить, что я вижу тебя самым лучшим? Поэтому спокойно можешь от моего варианта отказаться, а я назову это «он ничего от меня не принимает», – на самом деле тебя не устроил мой идеальный ты. Может быть, он скоро отомрет в этом твоем «собирательном образе» без подпитки. Или останется навсегда, неизвестно. Но в любом случае может наступить такой момент, когда вы вдруг меняетесь ролями и уже не эгрегор – твое небесное отражение, а ты – его земная тень. Вот тогда говорят, что на лице отпечатывается характер, прошлая жизнь и все такое. И на этот случай для тебя бы лучше, чтобы мой ты не отмер. А я, знаешь ли, еще не решила. Мне, может, жалко своего придуманного ангела в трату отдавать, задушите вы его там, вместе с неудачником, подлецом, мудаком и кого там на тебе уже успели вырастить. Мне, собственно, только его и жалко.
