Иисус не спеша снял левую руку Сатаны со своего плеча и коротко ответил:
– Нет.
– Но почему?! – изумился Сатана, отстраняясь от брата и делая шаг назад.
– Нам с тобой не по пути. Ты не понимаешь главного. Да, вечность длится лишь одно мгновение, и если ты несчастен в этом, единственном своём мгновении – ты вечно несчастлив. Но не забывай, что ты – часть всего. И если ты отделяешь эту часть для получения вечного отдельного блага, то ты в других своих частях будешь вечно страдать. Перестань быть гордецом и эгоистом – тогда и поговорим…
Иисус повернулся и пошёл прочь по склону горы.
Пройдя несколько шагов, он остановился, обернулся назад и промолвил:
– Пожирателем собственного хвоста я не буду никогда. Но и ты рано или поздно поймёшь несправедливость этого принципа. Жаль, что не сейчас. Очень, очень жаль…
Сатана опустил голову. Потом поднял её и негромко изрёк какие-то гортанно-шипящие слова, очевидно, злобные и ядовитые ругательства. Он с презрением и ненавистью сплюнул на землю, и в тот же миг тень от горы полностью закрыла его. Ещё через мгновение Сатана пропал из виду, и только длинная чёрная змея неспешно заструилась между горячих выщербленных камней.
Иисус же продолжал подниматься по склону горы. Он больше не оглядывался назад. Красное заходящее солнце торжественно освещало ему его нелёгкий путь.
Диоген неподвижно лежал на тёплом сухом песке. В эти утренние часы солнце было особенно нежным и ласковым. Оно приятно грело бронзово задубелую шкуру старого бродяги и делало её ещё темнее. Диоген находился сейчас в своём естественном виде. То есть без одежды. Его старый поношенный плащ валялся в паре шагов от него, прямо у выщербленного огромного пифоса, в котором философ жил всё последнее время. За исключением, конечно, тех месяцев, когда он отлучался в Афины или ещё куда-нибудь. Что ни говори, а Коринфский Краниум был для него местом гостеприимным.
Киник машинально прислушался. В стороне послышался нестройный говор. И шум шагов. На слух он определил, что толпа невесть кого движется в направлении его берлоги. Он открыл один глаз и нехотя глянул в ту сторону. Да, так и есть – идут, несомненно, к нему. К кому тут ещё идти-то, когда в этом портовом углу ничего интересного отродясь не бывало. За исключением, естественно, его собственной скромной персоны.
На лице старика не дрогнул ни один мускул. Подперев для удобства лысую голову правой рукой, он по-прежнему наблюдал за приближением людей одним своим выпученным круглым глазом. Выражение лица у скандального мудреца было при этом вполне равнодушным и совершенно невозмутимым.
Через пару минут группа из примерно тридцати человек приблизилась к обиталищу философа и остановилась невдалеке, окружив лежащего Диогена полукругом. Шедший впереди всех высокий, крепкого телосложения молодой мужчина, одетый в тонкий дорогой хитон и обутый в позолоченные сандалии, сделал знак своим спутникам замолчать. Говор и бурчание в толпе тут же стихли.
Молодой человек неспешно подошёл и встал буквально в полушаге от распластанного загорающего философа. Сверху вниз он глянул на Диогена и осклабился в понимающей усмешке. Его волнистые светлые волосы были тщательно зачёсаны назад. Широкое скуластое лицо казалось решительным и волевым. Светло-серые глаза излучали иронию.
– Приветствую тебя, о, Диоген! – довольно низким и звучным голосом поздоровался он. – Ты лицезреешь пред собою великого царя Македонии и всей Эллады Александра. Рад видеть тебя в добром здравии в этом чудесном месте!
