Обмирая от ужаса, Антохов подобрался к выключателю и врубил люстру. Тени исчезли, количество змеиных мест сократилось, но куда девалась та, первая, было все равно непонятно. Делать было нечего. Вооружившись трубкой от пылесоса, Антохов принялся обследовать квартиру. Кот, заняв господствующую высоту на шкафу, внимательно наблюдал за поисками. Его глаза полыхали зелёным.
Антохов обшарил всю квартиру. От напряжения у него пересохло в горле, ноги мелко дрожали. Змеи нигде не было. «Показалось, что ли?» – подумал змееборец. Почти машинально он отодвинул ковёр, висевший на стене. Змея лежала, аккуратно вытянувшись вдоль плинтуса.
Антохов сорвал с ноги технарский ботинок и нанёс мощный удар, вложив в него весь ужас, накопившийся за испорченный вечер.
Глядя на убитую змею, Антохов выкурил полпачки сигарет, затем кое-как обмотал её газетой, гадливо взял за хвост и понёс к соседу.
Сосед-прапорщик пил на кухне водку.
– Здоровая гюрза попалась, молодец! – поощрил он Антохова, – отдай местным, они тебе ремень сделают из змеиной кожи. Хотя нет, сегодня пятница, до понедельника протухнет. Выбрось! Да, вот ещё что, Паша, ты, это… в квартире хорошо посмотрел?
– А чего?
– Да ничего. Просто они, змеи то есть, весной е… гм… ну, брачный сезон у них сейчас. Так они обычно того… парами, значит, ползают.
Через четверть часа Антохов мчался в сторону офицерского общежития, сжимая в руках корзинку с котом. Он точно знал, что в общаге, кроме молодых офицеров, не могло выжить ни одно живое существо. Там было совершенно безопасно.
Мы сидели за столом в номере маленькой гарнизонной гостиницы. Стол был когда-то полированным, но центнеры порезанной на нем колбасы, киловаттные кипятильники и сотни открытых об углы пивных бутылок превратили столешницу в подобие странной географической карты. На ней были свои материки, острова и белые пятна. Вместо скатерти мы накрыли мебельного уродца старыми штурманскими картами. Это придавало пьянке военную значимость, казалось, что мы двигаем по столу не стаканы с местной водкой, колбасу и помидоры, а полки, дивизии и даже корпуса.
Употребление организовал майор Геннадий Богоявленский по случаю приезда нашего шефа – полковника Мешонкина, которого народ, ясное дело, за глаза звал Мошонкиным. По легенде товарищ полковник Мошонкин должен был проверить, как мы проводим войсковые испытания новой авиационной техники, а фактически приехал бесконтрольно попить водки и убедиться в том, что Генка-Геноссе жив, здоров и относительно трезв.
Майор Геннадий Богоявленский был личностью поистине уникальной. Размах и масштабы произведённых им за время службы безобразий были сравнимы с бесчинствами, которые творили вандалы при разграблении Рима.
Счёт его боевых побед открывал строгий выговор «за организацию употребления спиртных напитков среди старших офицеров». Это был знак свыше, определивший Генкину судьбу.
Как ни странно, специалистом Геноссе был хорошим и окончил академию без золотой медали только потому, что необдуманно склонил к близости дочку начальника курса. Когда страшная, как юная Гингема, девица осознала, что на ней не собираются жениться, она устроила отцу скандал. Максимум, что смог сделать несостоявшийся тесть, это заныкать Генкину медаль.
Когда капитан Богоявленский омайорился, то есть стал, по его выражению, офицером, которого «нельзя послать нах сразу», он пил от радости три дня, причём третий день был ознаменован попыткой напоить комендантский патруль на Киевском вокзале.
