– «Коршун» «Дренаж». К работе готов.
– Понял, «Дренаж».
И отключился. Ну, блин! В сейфе у меня конверт лежит, «Порядок действий по тревоге», самое время в него заглянуть. Так-с… что у нас там?
1. Организовать охрану и оборону объекта.
2. Включить средства радиотехнического обеспечения полётов.
3. Дождаться прибытия старшего начальника и далее действовать по его указаниям.
Подивившись неизбывной мудрости штабных, я взялся за дело.
Проще всего было организовать охрану и оборону. Я нацепил кобуру с пистолетом, выдал Курбанову штык-нож и отправил его дежурить к калитке. Больше никаких сил и средств поражения противника в моем распоряжении не было, поэтому я решил, что пункт 1 выполнен, и можно переходить к пункту 2. Дежурные средства у меня уже работали, но больше – не меньше! Через 10 минут на точке все крутилось, вертелось и качалось, мигая красными фонарями, как в чешском луна-парке, только аттракционы были зелёного цвета и из-за рёва дизелей не слышно было детского смеха.
Хуже всего оказалось с выполнением пункта 3. По моим расчётам из гарнизона давно должна была прийти машина с офицерами, солдатами отдыхающей смены, оружием, ОЗК, противогазами и прочей дребеденью, однако никто почему-то не приехал. Соответственно, выполнить главную задачу любого военного – переложить ответственность на плечи начальника – я не мог. От этого на душе было совсем паршиво.
Кстати, а почему это дежурное звено не взлетело?! Очень интересно. Нет, мужики, что-то очень хреновое происходит, очень хреновое, и спросить не у кого. Телевизор, после того, как наши агрегаты включились, не посмотришь, а радио у нас нет.
Разве что дежурному по части позвонить? Правда, если что по-настоящему случилось, ему будет не до меня, но… попробуем.
– «Кассета», набери 1-73.
– Дневальный за дежурного рядовой Хасянов!
– Дежурного позови.
– Он в штаб ушёл.
– А помдеж где?
– Не знаю.
Вот так я и представлял себе начало войны. Сначала никто ни хрена не знает, а потом… а никакого потом не будет, не 41-й год!
Ладно, будем рассуждать логически. Ежели супостат захочет по нашему аэродрому вдарить, то с чего он начнёт? Об атомной бомбе, всяких заринах-зоманах и прочих V-газах мы, товарищи, думать не будем, не хочется мне про них думать, нет у меня против них приёма, стало быть, остаётся оружие обычное, вроде «Шрайка» или «Харма».[37] Прилетит такой подарок ко мне на точку, выкопает котлован 2 на 3 и всё – окончена ратная служба. Значит, бойцов пока из станций убираем, пусть за капониром посидят от греха, убежища-то нет на точке. А я на себя все связи переключу и буду ждать.
Вызвал операторов из станций, прибежали, бледные, глаза по шесть копеек, тоже всё понимают. Ладно, будем ждать. Я прикинул: ничего не смогу сделать! Машины в автопарке не на ходу, аккумуляторов половины нет, да у меня и водителей столько не наберётся. Одну станцию сворачивать надо часов восемь полным расчётом, а у меня все бугры ими утыканы и солдат всего двенадцать человек. Хоть плачь или взрывай станции и уходи в партизаны! Гранат, кстати, тоже нет.
Тихо на аэродроме. В эфире тоже пусто, только дизеля ревут, да сервоприводы у высотомеров завывают. Прошёл час. Ничего. Ещё полчаса. И ещё.
– «Дренаж», я – «Коршун», – ожил селектор в индикаторной машине.
– Ответил!!! – заорал я, чуть кнопку на микрофоне не проломил.
– Отбой, выключайся.
– Совсем? – тупо спрашиваю я.
