О мыши и Граде Божием - страница 4

– Вы как, господин иллюстратор? Не расшиблись? Голова-то цела?… – парень споро подобрал валявшиеся вокруг наставника глиняные осколки.

– Да цела, – раздраженно проворчал Хильдеберт. – Спина только ноет. Помоги мне встать.

Сидеть перед учеником в луже из вина и грязи было непереносимо унизительно. Впрочем, к чести мальчишки будь сказано, насмехаться, даже в мыслях, тому, кажется, и в голову не пришло: на физиономии был написан лишь испуг и готовность помочь.

Ухватившись за молодую, неожиданно сильную для такого юнца руку, Хильдеберт поднялся на ноги, не сдержав болезненного вздоха: спина саднила порядочно.

– О-ох!.. – ученик обошел его кругом, осветил место ушиба. – Эко вас!.. Хорошо хоть хребет не повредили!.. – он помолчал, затем испуганно зашептал: – Я ж говорил вам, мастер: вы поосторожнее со словами. Видите, как оно? Только про нее сказали, мол, о край стола приложить – как сами и приложились. Это еще считайте легко отделались…

Хильдеберт, как раз начавший избавляться от насквозь промоченной вином одежды, только раздраженно зарычал, выпутываясь из широкой рубахи.

– Чтоб я этого больше не слышал! – рыкнул он. – На полу, как ты, наверное, успел заметить, полно воды. Поскользнуться немудрено. С твоими богопротивными верованиями я еще разберусь позже. А пока запомни: ко мне, крещеному христианину, все эти бредни про мышиные проклятия не относятся! Господь – щит мой и спасение мое, понял? Заруби это себе на носу.

Он быстро переоделся и устроился на своей лежанке, предоставив ученику возможность задуть свечу самому. И, быстро провалившись в сон, уже не слышал, как Эвервин, склонившись над соломенным гнездом, тихо, но горячо попросил за него прощения у мышиной королевы.

Утро началось для мастера-иллюминатора со странных ритмичных булькающих звуков, доносящихся от очага. Затем зашуршал тюфяк Эвервина, послышались торопливые шаги, шорох соломы в мышином гнезде.

– Господин Хильдеберт! Ох, господин Хильдеберт! Королева кончается!

В вопле ученика звучало такое искреннее отчаяние, что иллюстратор сдержал готовый сорваться с языка возглас облегчения и, быстро молча поднявшись, присоединился к парню.

Твари и правда было откровенно плохо. Бусины глаз, вчера просто прикрытые, сегодня затянулись какой-то полупрозрачной пленкой, из пасти обрывком тряпки вывалился язык, длинное тельце почему-то то тряслось, то начинало ритмично судорожно вздрагивать, издавая те самые булькающие звуки.

– Что же это?!. Как же?… – Эвервин аккуратно положил мышь на ладонь, едва ли не со слезами на глазах погладил по тощей спине, посреди которой под шкуркой явно угадывались очертания тоненького хребта. – Что ж теперь делать, господин Хильдеберт?…

Что делать, что делать… То, что он предлагал еще вчера. Теперь это не только желательно, но даже необходимо: продлевать мучения издыхающей твари не хотелось.

– Дай сюда, – твердо произнес иллюстратор. – Я разберусь.

Ученик поднял на него глаза и, без труда разгадав его намерения, быстро отошел на пару шагов, отводя ладонь с мышью подальше.

– Нельзя так, мастер Хильдеберт, – тихо, но упрямо прошептал он. – Нельзя ее убивать. Счастья не будет. Она ж… Волшебная…

– Ей плохо, – поборов желание наорать на бестолкового парня, серьезно ответил иллюминатор. – И мы ей уже ничем не поможем. Быстрая легкая смерть будет для нее…

– Убить мышиную королеву – проклятье на себя навлечь, господин Хильдеберт, – покачал головой Эвервин. – Может, ее лучше покормить чем-нибудь?