О поэзии и науке, о себе и других… - страница 2

В тот приезд Зельдовича в Академгородок я ему представлен не был. Я был совсем начинающий, еще студент, «никто, ничто и звать никак». Знакомство состоялось во время его следующего визита в Городок, где-то в конце шестидесятых. ЯБ сказал мне тогда: «Я о Вас слышал, не хотите ли заниматься следующими задачами…», – и последовал целый веер предложений. В ответ я стал рассказывать ему о своих работах, о солитонах, о волновых коллапсах. Он заинтересовался, стал очень внимательно слушать, задавал глубокие вопросы. Он понял, что у меня достаточно своих задач и отнесся к этому факту с полным уважением. Впрочем, впоследствии он не раз формулировал мне важные нерешенные задачи. Я хочу упомянуть две из них.

Однажды Сагдеев сказал:

– ЯБ хочет, чтобы мы построили нелинейную теорию джинсовской неустойчивости Вселенной. Тогда будет понятно, как объяснить распределение галактик по их массам.

Насколько я понимаю, эту задачу ЯБ считал для себя одной из самых главных. Впоследствии он в этой задаче далеко продвинулся, объяснив формирование плоских галактик возникновением каустик за счет пересечения траекторий невзаимодействующей космической пыли. С качественной точки зрения это объяснение безупречно. Но, мне кажется, что до построения количественной теории, удовлетворительно описывающей наблюдаемый спектр галактик, еще далеко. На самом деле, это задача из теории волновых коллапсов (если смотреть с точки зрения физика) или задача из теории катастроф, если подходить к ней математически.

Вторую проблему ЯБ сформулировал мне лично.

– Вот тут ходят слухи, – сказал он, – что уравнения Навье – Стокса не имеют глобальных решений, а описывают формирование особенностей. Я считаю, что это вредная ерунда, но с этим следует разобраться.

ЯБ имел в виду работы Ольги Александровны Ладыженской, знаменитого ныне математика, академика, красавицы в свои почти восемьдесят лет, бывшей близкой приятельницей Анны Ахматовой. Это она впервые заронила сомнение в полной состоятельности уравнений Навье – Стокса, которыми человечество пользуется уже полтора века. И это сомнение настолько серьезно, что четыре года назад один частный фонд в США объявил, что выплатит миллион долларов тому, кто данное сомнение разрешит. Что я могу сказать – я продолжаю работу над этой проблемой. Это ведь тоже задача из теории коллапсов. Решение ее пока не найдено и, может быть, ЯБ был прав!

Конец шестидесятых годов – это было время, интересное во многих отношениях. Тогда был расцвет нашего диссидентского движения. Сейчас, когда все хотят задним числом записаться в диссиденты, мало кто помнит, что диссидентское движение начиналось с писем ученых. Первым было очень сдержанное, но неслыханное в те времена по дерзости письмо Петра Леонидовича Капицы. Потом было письмо математиков в защиту посаженного в психушку Есенина-Вольпина и наше академгородковское письмо в защиту Гинзбурга, Галанскова и Добровольского. Потом уже, как залп осадной артиллерии, выстрелил меморандум А.Д. Сахарова. Я принимал в диссидентском движении самое активное участие и в 1968 году, после оккупации Чехословакии, был уверен, что меня посадят. Как я выяснил много позже, меня спасли тогда Будкер и еще The Committee of Concerned Scientists.

Зельдович в правозащитном движении прямо участия не принимал, но всем было ясно на чьей он стороне. Он прекратил тогда свои закрытые работы и отказался от высоких постов, которые ему предлагали. «Зельдович – пижон!» – говорил мне тогда один известный организатор науки. Вместо этого ЯБ начал читать лекции по космологии в Московском университете, которые стали знаменитыми.