О сквернословии в привычном и «достойном» - страница 2

Тут, правда, смысл совсем иной. Далида обличает легкомыслие, с которым порой мы разбрасываемся словами: красивыми и громкими, приятными как слушающему, так и произносящему или пишущему их. Певица обличает наше легкомыслие, из-за которого слова утрачивают свои значение и значимость, свои смысл и честь.

Тютчев же говорит о том, как трудно поделиться своими мыслями с другим человеком, если высказывается не голый рассудок, просто передающий информацию, а сердце. И правда: как понять нас тому, чей разум «настроен и отрегулирован» по другим схемам, чье сердце лишено наших способностей, но зато обладает своими, которых нет у нас?

А ведь человек, как правило, не представляет, что бывает мироощущение, отличное от его собственного. Как вообще нам понять друг друга, если опыт у каждого из нас свой? Наконец, как нам понять друг друга, если мы не умеем ни слушать, ни принимать «высказывания сердца» другого? Когда мы не умеем (или не хотим?) вникать в «то, чем он живет», меряя все по себе или по бытующим стереотипам и удовлетворяясь этой иллюзией собственного всепонимания и всезнания?

В итоге сказанное из глубины оказывается «бисером»,[6] который, понятное дело, растаптывается. Ведь ему не знают цены и не понимают его предназначения, отчего и воспринимается он как издевательство: шарики какие-то несъедобные…

Да и могут ли слова передать мысль в полноте? Устная или письменная речь – это уже как бы перевод мысли с языка внутреннего на общедоступный. Ложь заключается в самой неполноте соответствия слова содержащейся в нем мысли. Почему мы иногда вместо того, чтобы высказываться своими словами, цитируем философов, поэтов? Потому что найденные ими формы наилучшим образом передают наши мысли и чувства, для которых мы не можем подобрать своих слов, не извратив сути.

Тютчев очень хорошо это чувствовал:

Впрочем, поэт и тут несколько утрирует. Всего мы, безусловно, не знаем, но что-то обоснованно предположить можем. Разум, опирающийся как на личный опыт, так и на опыт других людей и принимающий во внимание культурный контекст собеседника или аудитории (а она может расширяться на весь мир, если, например, речь идет о литературном произведении, которое будет переведено на разные языки), всегда стремится «выбирать выражения» и делать необходимые оговорки, чтобы не оказаться превратно понятым. Это, конечно же, утомительно.

Проще махнуть рукой – дескать, нам все равно «не дано предугадать» – и дать волю чувствам, заботясь лишь о том, чтобы слова соответствовали мыслям в нашем собственном понимании. Да, так проще. Но тогда не надо удивляться, если из-за частичного несовпадения смыслов тех или иных словосочетаний, а также из-за свойственных людям реакций на определенные «сигнальные» слова сказанное нами окажется или непонятым, или же превратно понятым и истолкованным, ко всеобщему соблазну, любителями домысливать недоговоренное. В этом случае нет смысла обижаться, что наши слова кто-то переврал. Ведь мы сами дали для этого повод, не слишком заботясь о том, чтобы нас поняли правильно.

Неплохо было бы нам всем время от времени задаваться вопросом, ради чего мы высказываемся по тому или иному поводу и чего хотим в первую очередь. Хотим ли мы, чтобы наша мысль дошла до сознания аудитории, была ею понята и принята, или же нам просто требуется излить душу, облегчиться, чтобы не сказать жестче?..