– Что… ты… с ним сделал? – зловеще прозвучал его глубокий голос, а дуло пистолета теперь смотрело на Эвиона.
Эви в испуге глянул на талисман – тот вроде бы спокойно сидел на запястье.
– Бога ради опусти пистолет, иначе ты можешь погибнуть! – юноша с замиранием сердца смотрел на Хета, не собиравшегося опускать оружие.
– Это угроза? – с презрением произнёс черноволосый.
Эвион сжал скатившийся ему в руку талисман, надеясь на то, что «любимая» не пройдёт через его ладонь, целясь в сердце Хета.
– Это не угроза. – Эви медленно отполз от трупа, думая, что предпримет Хет, если сказать, что прежде, чем он успеет выстрелить, парень умрёт. – Если ты сейчас выстрелишь, то тоже умрёшь. Опусти пистолет! Я всё объясню.
Хет не думал опускать пистолет. Зато в глазах появилась заинтересованность, сразу же утонувшая в серой бездне отрешённости.
– Короче, говори, что у тебя, или я стреляю. – бесстрастно ответил Хет.
– Этот браслет убьёт любого, кто решит прибить меня. Я подобрал его по ошибке и теперь пытаюсь избавиться, но для этого мне надо попасть в храм Морьенте в Дестане, а если я умру, то браслет получит один очень нехороший человек и тогда… – тут Эви не выдержал пристального взгляда дула. – Да опусти же ты пистолет!
– И ты думаешь, я в это поверю? – Хет всё же убрал оружие.
– Тогда как объяснишь это? – отряхнувшись, Эви махнул в сторону Кетера, молчаливо смотрящего в светлеющее небо остановившемся в одной точке взглядом.
Хет ничего не ответил, только подошёл к трупу и стал спешно закапывать его. Лицо молодого человека при этом нисколько не изменилось, словно он прятал не убитого, а зарывал семя в землю, которое скоро проросло бы и дало плоды.
Спасатели всё чаще находили в разворошённом снегу пострадавших. Большую часть составляли получившие разной степени травмы и обморожения люди. Холм, где был закопан труп Кетера, никто так и не затронул – спасатели считали, что Хет и Эви уже проверили этот снежный бугор и уделить ему время для проверки можно и позже.
Вертолёты из Эсии наполнились замёрзшими жителями Бефи. Вскоре некоторые согрелись, перевесив чашу весов холодных и тёплых пострадавших. Некоторые так и остались холодными…
Затянувшееся утро стало приобретать золотистый оттенок. Снег блистал мелкими радужными звёздочками под выползающим солнцем, разглядывающим разрозненные белые поля. Спасатели продолжали грузить спасённых в вертолёты. Ветер, сочувствуя, шептал свою песню Эвиону, покинувшему Хета и идущему в хижину размораживаться.
Сдувая мелкие снежинки с поверхности сугробов, ветер придавал им округлые формы. Солнце испуганно звало к себе тонкие длинные ночные облака, которые не желали прикрывать его всевидящее око от ночного происшествия. Облака создавали атмосферу успокоения, осторожно пряча за собой богов, и скользили по небу, словно ладьи. До одинокого солнца, потерявшего своего брата-близнеца в долгих миллионах километров, им не было дела…
Подойдя к домику, Эви попытался открыть дверь рукой, но от холода и этого сделать не смог. Он собрал остатки сил, часть которых ушла на ледяную дорогу к хижине, и с грохотом врезался почти зажившим плечом в дверь. Тут Эвион вспомнил про отсутствие руки, на месте которой, словно играя на клавишах нервов, появилась боль. Налегая на толстую дубовую дверь другим плечом, Эви стал ждать затихания вспыхнувшего очага боли, а дверь, щёлкнув затвором и скрипнув подмёрзшими петлями, открылась.
