– А Соболя закатали в асфальт, – кивнул я.
Осокин позеленел.
– Н-нет, – запинаясь, произнес он, – найденные кости… принадлежали совсем другому человеку.
– О, я не это имел в виду. – Увидев его замешательство, я смутился. – Я просто пошутил. Неудачно.
В кабинете повисла тишина. Осокин ждал моего ответа, а я, не стесняясь, обдумывал его слова, параллельно вспоминая о деле четырехлетней давности, к которому меня привела случайность.
В беседе с клиентом, нанявшим меня разыскать нечистого на руку жениха своей дочери, укравшего, помимо прочего семейного добра, боевые награды деда, я имел неосторожность высказать мнение о мерзавцах, для которых трагическая история страны лишь повод для наживы. Со временем разговор перетек в более абстрактное русло, коснулся патриотизма, и я упомянул, что, хоть и не считаю себя ярым патриотом, уверен, что если гадить в своем собственном доме, то лучше в нем однозначно не станет. Спустя три месяца у меня на пороге появился представитель власти, и я оказался вовлечен в промышленные секреты госкорпораций.
Работа шла тяжело, мне приходилось продираться через множество запретов и ограничений, связанных с защитой технологических и коммерческих тайн, но я чувствовал, что занимаюсь действительно важной задачей. Красильников был сволочью, пытавшейся продать новейшие научные разработки за границу; упустить его значило обесценить годы исследований целого сообщества ученых. И я ни о чем не жалел, хоть и стал свидетелем довольно грубой работы спецслужб.
Прикинув все за и против и чувствуя зарождающийся внутри интерес, я ответил Осокину согласием, оговорив, впрочем, что результат, скорее всего, его разочарует. На что тот повторил, что удовлетворится самыми незначительными данными и в любом случае заплатит. Не стал спорить, когда я уточнил, что работаю по предоплате, и сразу перевел мне половину оговоренной суммы. Пообещал выслать необходимую информацию на электронный ящик и, еще раз извинившись за неловкую ситуацию, направился к выходу. Уже стоя на пороге, он вдруг застыл на мгновение, словно вспоминая о чем-то, затем развернулся и уставился на меня бесконечно усталым взглядом. Несколько секунд молчал и затем тихо и очень серьезно произнес слова, отозвавшиеся в моем сознании чувством необъяснимой тревоги:
– Я сам свяжусь с вами через пару недель. До этого момента прошу не звонить мне и не пытаться найти меня иными путями. И особая просьба – держитесь как можно дальше от Института сложных атомных технологий. Ради вашей же безопасности.
29 сентября 2028 года
Ничто никогда не происходит без причины. Любое событие, самое необъяснимое на первый взгляд, состоит из множественной цепи причинно-следственных связей, которые ему предшествовали. И, занимаясь поиском пропавших людей, одним из ключевых факторов успеха я всегда считал установление причин, по которым эти люди захотели исчезнуть. Или причин, по которым кто-то другой желал их исчезновения.
Я потратил три дня на изучение папок с материалами дела Соболя, взятых на время у прикормленного архивиста, и испытал обширную гамму чувств – от жгучего любопытства до почти болезненного разочарования. И даже некоторых сожалений, что узнал о нем так поздно. Я не отказался бы принять участие в расследовании тогда – шестнадцать лет назад – и попробовать разгадать эту крайне необычную загадку.
Но теперь, спустя столько лет, невозможно закрыть все белые пятна и найти ответы на вопросы, которые возникали в голове жалящим разум роем, пока я читал полицейские отчеты и смотрел приложенные к делу видеофайлы.
