Шептал босанову классический дождь
(Как щётки* – играл он на томе рабочем*),
И был он слегка на джазмена похож,
Особенно в профиль похож был он очень,
Особенно – тучей одной, за углом
Гранитного дома с глазастой аркадой.
А подле неё, где богиня с веслом,
Сидел на скамейке художник Аркадий.
И струйки, что вились в его волосах
Каштаново-русых, спадавших на плечи,
Стекали по драпу пальто в небеса,
В которых за музыкой пряталась вечность.
И был тот Аркадий немножко влюблён,
Отнюдь не в актрису с четвёртого курса,
А в дочку завмага, всем правдам назло…
Что варит супы она, умница, вкусно —
Вне всяких сомнений. Теперь и ему…
Ну как не влюбиться голодному брюху
В такое сокровище? Чем не l’amour,
Пухлявым Амурчиком дышащий в ухо?
А в сумрачном зале с десятком рядов
И маленькой сценой, пропахшей духами,
Скучала актриса и, плача в подол,
Краснела от злости к кухарке «нахальной».
