Тут нашёлся и мой чемодан с документами и почти вся одежда, которая требовала стирки.
— Возможно, и не всё потеряно, — вздохнула я, а затем потолкала все свои пожитки в чемодан и покинула общежитие.
А дальше пустота...
Что делать? Куда идти? В кармане кот наплакал и мне не хватит этих жалких крох даже на то, чтобы переночевать ночь в том хостеле, что так удачно нам выделил институт. Я села на скамейку и захлебнулась от паники. Лёгкие просто застопорились, не давая мне возможности, ни вдохнуть, ни выдохнуть.
Застонала. До крови прикусила щеку изнутри, а затем мысленно влепила себе звонкую пощёчину.
— Я не тряпка!
Да, у меня сейчас не было ничего, кроме жизни. Но я не могла просрать последнее. Я была обязана выгрести из этого дерьма во что бы то ни стало.
Потянулась к чемодану и в его недрах отыскала тот самый измятый конверт. Открыла его и достала лежавшую внутри фотографию. Покрутила её в руках, а затем, смирившись с неизбежным, взяла телефон в руки.
Нет, конечно, был ещё один выход — просить помощи у матери. Вернуться, кинуться ей в ноги, уповая на прощение и поддержку. И я, наверное, так и поступила, держа в уме хотя бы один процент из ста, что она действительно мне поможет. Да, поругается. Да, обложит санкциями. Да, поорет и прокомпостирует мозги на всякий лад. Но, в конце концов, смягчится, обнимет и скажет:
— Доченька, ну конечно, я тебе помогу. Ведь я же твоя мама и хочу для тебя всего самого лучшего.
Но моя мать не хотела для меня лучшего. Она считала, что я испортила ей всю жизнь и мечтала отплатить мне тем же. Это была её цель — максимально изговнякать мне судьбу, с мазохистским удовлетворением взирая на то, как я мучаюсь. И неважно, что именно будет причиной моих мытарств: монастырь или вечные побегушки при больной бабке. Главное одно — украсть у меня молодость и перспективы, так же как однажды я сделала это с ней.
А потому мне оставалось только одно — постучать в ту дверь, которая до этого дня всегда была для меня закрытой.
— За спрос не бьют, — прошептала я себе под нос и принялась нажимать на кнопки, вбивая в телефоне номер своего биологического отца.
Пропустила испуганный удар сердца, а затем всё-таки нажала на дозвон.
Всё, назад дороги нет...
10. Глава 9 – Вся наша жизнь - игра
Вероника
Гудки потусторонними силами рвут мои барабанные перепонки. Сердце трусливо сбегает в пятки и там трескается, а затем и вовсе крошится в пыль от робости, страха и отчаяния. Ведь это последняя для меня инстанция. А дальше что? Паперть? Ну такое...
Хотя, это всё равно лучше, чем вернуться в посёлок к матери.
— Слушаю, — прицельным выстрелом прямо в голову бьёт мне басистый, словно бы прокуренный мужской голос.
— Здравствуйте, — бормочу я, но понимаю, что меня почти неслышно, прокашливаюсь и ещё раз громко повторяю приветствие.
— Кто это?
Боже, как вообще это делается? Язык наливается свинцовой тяжестью, в черепной коробке мозги превращаются в труху. Не одной мысли как, а именно что говорить моему отцу так, чтобы он вдруг захотел меня слушать.
— Меня зовут Вероника и я...
— Откуда у вас мой номер? — грубо перебивает меня мужчина, и сердце за рёбрами врубает сирену, предупреждая меня о том, что я шагаю по чересчур тонкому льду.
— От мамы.
— Что? — по его голосу слышно, что он злится и вообще уже находится в шаге от того, чтобы положить трубку, предварительно послав меня на развесёлые буквы.
