Обитель Блаженных - страница 39



– А по мне, так можно побыть и галлюцинацией. – заявила крыса. – Всё лучше, чем помереть внезапно, а затем подвергнуться какому-нибудь вселенскому эксперименту, какой-нибудь каверзной инкарнации, вернуться к жизни и существовать чем-то вроде земляного червя: просто копошиться в своём обывательском компосте.

– И у земляного червя есть свобода воли. – заметил Евпсихий Алексеевич. – Просто она ограничена естественными возможностями земляного червя.

– Ты это серьёзно, Евпсихий?.. Мне думается, свобода воли даруется лишь тому, кто способен различить правильный выбор от случайного направления. – возразила Катенька. – Если перед тобой все двери заперты, и лишь позади остаётся открытый длинный коридор, значит ты пребываешь вне правил, ты не свободен.

– Почему же?.. – недоумённо воскликнул Евпсихий Алексеевич. – Это означает, что ты можешь взяться за совершение преступлений, взламывая одну дверь за другой. Но – осознанно или не осознанно – ты ищешь себе и наказания за содеянное, понимая, что безнаказанность замкнёт тебя в тупике или отправит назад. Это и есть свобода воли.

– Нет, если ты дошёл до конца коридора и увидел, что перед тобой все двери заперты, значит, ты опять попал не туда, куда тебе надо, и ты можешь вернуться назад, пробуя отыскать другой коридор. – обнаружила в себе философскую смекалку крыса Маруся и озорно хихикнула.

– Другого коридора может и не быть. – чуть ли не в голос заявили Катенька и Евпсихий Алексеевич.

– Но ведь важно пробовать, а не стоять на месте.

– Земляной червь так и делает! – подловил Евпсихий Алексеевич крысу. – Он никогда не останавливается, он всегда куда-то лезет и чего-то ищет. То, что ты называешь копошением в обывательском компосте – и есть проявление свободы воли.

– Да точно ли червь понимает, куда он хочет попасть?.. Понимает ли он, что чаще всего попадает впросак?..

– Так ведь это и всех нас касается, кто наделён, так называемым, разумом. Куда только не попадёшь сдуру или спьяну. Особенно если тебя ангелы уносят несколько непрезентабельного вида. С галлюцинациями ещё можно хоть как-то договориться, а вот с передозировкой барбитуратов… Не знаю, не знаю.

Яблоко на блюде на секундочку притормозило, а затем принялось не просто старательно катиться по краю, а выписывать витиеватые восьмёрки.

– Это не случайно, это оно нам что-то в цифровом эквиваленте сказать хочет. – присмотрелась Катенька.

– Тогда бы оно шестёрки выписывало. – пошутил Евпсихий Алексеевич. – Жаль, слабы мы в математике и не знаем, можно ли собрать из восьмёрок число, способное расчленить себя на 666.

– А папа говорил, что они с мамой из-за меня попали впросак, когда я родилась, потому что у меня ума совсем нет, а одни выкрутасы. – Улинька попробовала пальчиком нарисовать в воздухе яблочную восьмёрку, но у ней ничего не получилось, отчего девочка вовсе не расстроилась. – Хорошо было бы дотянуться и скушать это яблоко, оно должно быть очень-очень вкусным.

Взрослые тягостно вздохнули.

– Ну, ладно, девочки и мальчики, не имейте привычки стучать в запертую дверь более получаса. – с видом знатока сообщил Лев Моисеевич. – Как говаривала моя бабка, отыскивая на улице пустой кошелёк: кто дал тебе говна – тот пускай даст и ложку!.. Вот я расскажу вам один случай, как один гражданин попал в выдающийся впросак: там была целая трагикомедия. Это всё давно произошло, мы тогда ещё из пацанского возраста не выросли и баловались почём зря. Бывало, что целое лето по улицам гонялись с утра до вечера, всякую придурь привечали. И вот там, где мы жили, на конце нашего района, была железнодорожная ветка, которая неизвестно где начиналась и вела к секретным военным складам. Километров пять, наверное, до них было, а то и побольше. Ну, и несколько тупиковых разветвлений было у этой ветки, и вот в одном тупике мы обнаружили тележку – ручную такую дрезину. И начали на ней гонять по рельсам, а нас трое было: я, Ванятка один такой, и ещё паренёк с соседнего двора, а имя я его позабыл. И забавлялись надо сказать очень долго, и никто из взрослых нас не приметил за этой забавой, не заругал. Но вот оси у дрезины были уже раздрыганы, и колёса частенько слетали с рельс, и таким образом одна авария поспевала за другой. Ванятка с тем пареньком из соседнего двора уже и лбами успели столкнуться очень так капитально. Да и не один раз, надо правду сказать. Вижу, у Ванятки шишка уродилась с мой кулак, а у того паренька что-то фиолетовое на лбу обнаружилось – вроде и ничего весёлого в результате, а нам всё смешно. Но вот тележка вылетела с рельс под откос, и нашим детским силёнкам было её не поднять. Натуральная досада. Да только вот, глядим, что какой-то дядька на военную базу шкондыбает по шпалам. Видно, что из магазина идёт, бухой изрядно. А в авоське у него, наверное, бутылки три-четыре портвейна с хлебной булкой, и селёдочный хвост из газетного свёртка торчит. Мы ему и говорим: дяденька, помоги нам телегу на рельсы затащить, поскольку нам, деткам, ещё не надоело развлекаться. А тот сперва матюкнулся, типа посылая нас по домам, а после присмотрелся и говорит: ништяк, пацаны, я вам помогу, но вы меня до базы на вот этой железнодорожной хрени с ветерком довезёте!.. Ну и вот. Взгромоздили мы телегу на рельсы, дядьку на неё посадили, все дела разогнали как следует, чтоб скорость поприличней была – и пооооехали!.. Дядька доволен до невозможности. Телега едет, колёса на стыках постукивают. Весна как раз была вроде. Дядька песни орёт. Даже земля принялась вращаться чуть быстрей обычного, а с небес подуло ветерком, укрепляющим предчувствие светлого будущего. Эйфория, надо сказать, достойная пера поэта!.. Но вдруг одно колесо с дрезины напрочь слетает, а за ним и ещё одно, и, конечно, без двух колёс положительное движение вперёд стало невозможным. На полном ходу эта телега, вместе с нами, дяденькой и евонной авоськой, отправилась на встречу с матушкой землёй, а правду сказать: полетела прямёхонько в дренажную канаву!! Такой вот ёперный театр!.. Мы-то хоть изловчились вовремя соскочить, и вполне себе презентабельный вид сохранили, не считая синяков. А дядька из канавы еле выполз, осмотрелся, вроде даже отряхнулся зачем-то. На первый взгляд, конечно, он сохранился таким же, каким был прежде, но местами выглядел заметно похуже. Портки у него на заду разодраны. Пиджак в колючках репейника. На кепке что-то вроде собачьего помёта. А ведь, главное, что весь портвейн в авоське побит в осколки!! Целая трагедия, цену которой дядька сразу и осознал, когда различил наши плутоватые морды. Говорит с этакой бархатистой лилейностью, как будто ангельского чина удостоился. «Надо же экая незадача с нами приключилась. – говорит. – Как же это так?..» – «Не знаем, дяденька. – мы ему говорим. – Ежели авария, так что ж теперь.» – «А вы меня не бойтесь, пацаны. – говорит. – Подойдите ко мне поближе, я вам чего сказать хочу.» – «Чего сказать хочешь, дяденька? – спрашиваем. – Докладывай прямо там, где стоишь, мы тебя внимательно слушаем.» – «Нет-нет, это всё секретное дело, а тут кругом шпионы. – говорит дядька, а сам шажок-другой в нашу сторону делает. – Мне вам на ушко это надо сказать.» – «Даже и не знаем, – говорим. – чего хорошего от тебя, дяденька, ожидать… Видно, что попал ты теперь впросак и немного неадекватен, а нам боязно!» – «Ну, вот правильно, что вам боязно, я теперь этого