Обитель Блаженных - страница 64



– Да, Викентий Палыч.

– Отрезало Васильичу пальцы железякой, которая неизвестно откуда выскочила, и Васильич, конечно, такой беды никак не ожидал. Пришлось ему тогда и с завода уволиться, и даже попивать маленько стал. Но потом, вроде, в себя пришёл и образумился. Да, Васильич?

– Образумился, Викентий Палыч.

– Покажи свою руку, Васильич. Может, кто сомневается или не верит, что у тебя двух пальцев нет на правой руке!.. Покажи.

Васильич нехотя протянул руку и растопырил ладонь, выказывая отсутствие безымянного пальца и мизинца. Вид здоровенной, мозолисто-коржавой ладони с тремя пальцами, торчащими с грубоватым настырностью, скорей вызывал улыбку, чем сочувствие.

– Многие в те времена претерпевали, да и сейчас продолжают претерпевать, но это не повод для вступления в передряги с первыми встречными. – произнёс Евпсихий Алексеевич. – Что же вы тогда, в поезде, решили совершить с этими туристами?..

– Ну вот что решили… Поначалу мы ничего конкретного решить не могли… – помялся Викентий Палыч. – Они спокойно доехали до города Серова, где и мы с Васильичем высадились, а там я отвёл Васильича за угол станции и сказал, что нельзя дозволить событию течь по тому руслу, по которому неизвестно куда оно притечёт. Я сказал, что надо студентиков хорошенько напугать, чтоб почуяли близость страха и познали своё ничтожество перед огромным миром. Надо провести что-то вроде сеанса шоковой терапии, и Васильич со мной без возражений согласился.

– Ну зачем вам это надо было? Зачем? – всплеснула руками Катенька.

– Теперь уж и не знаю, что сказать… зачем… Ты-то знаешь, Васильич?

– Понятия не имею. – отрезал Васильич.

– Мы ведь и в школу втихаря пробрались, куда этих туристов пригласили на встречу с местной ребятнёй. Затаились мы в раздевалке у спортзала и слушали, как они пионерам свою чепуху рассказывали про смычку прошлого и будущего через энтузиазм настоящего, как весёлые песенки пели, вызывая чрезвычайный гул восторга… «Вот. – думаю, а сам ковыряюсь в каком-то ихнем бауле, ищу что-нибудь такое, чтоб приспособить к делу. – Вот разве можно оставаться спокойным и добродушным, когда видишь, что люди, ещё сами не научившиеся жить, учат жизни других?..» А Васильич говорит, что надо записку в баул подбросить, в которой указать, что, дескать, вы все сдохните непременно, и череп с перекрещенными костями нарисовать. А я говорю, что этих молодых циников голыми руками не возьмёшь, тут надо не спонтанные соображения подключать, а тонкую тактическую разработку. Вот так мы за этими туристами и следили потихоньку, выгадывая удачный случай, чтоб шарахнуть чем-нибудь сугубо внезапным и апокалиптическим. Правда, Васильич всё-таки не удержался и дохлого кота засунул в мешок с сухарями, который студентам в школе подарили, ну и туда же сунул записку с черепом и костями. Да только наши туристы, как назло, в мешок даже не заглянули, не захотели его с собой по тайге таскать и выкинули неподалёку от вокзала. Я и говорю тогда Васильичу, что спонтанных решений больше принимать не будем, что теперь он должен во всём повиноваться мне. Дабы не тратить драгоценную энергию бытия впустую, а хоть какой-то смысл обрести в том, что мы отказались от охоты на зайцев, а занялись студентами.

– Лишь бы сложа руки не сидеть. – доверительно сообщил Васильич. – А по мне, что зайцы, что студенты – всё одно.

– Мы приметили, как они на автобусе уехали в посёлок Вижай, а сами дождались следующего и тоже к вечеру добрались. – увлечённо вёл свой рассказ Викентий Палыч. – Узнали, что они в тамошней гостинице остановились, и мне это было очень даже на руку, поскольку у меня там буфетчицей одна знакомая работала, и мы с Васильичем к этой буфетчице с расспросами и подкатили. Ну, а она рада-радёшенька оказалась встрече, решила выказывать любую помощь в нашенском деле, хотя мы и не пускались в подробные разъяснения. Глупую бабу вообще легко на всякое такое уговорить. «Чего там, – спрашиваю. – ребятки-то эти?.. всё песни поют или угомонились?..» А она говорит, что давно угомонились, что их всем скопом разместили в один номер, поскольку мест в гостинице больше нету, чему они, кажется, и не слишком расстроились; но есть, говорит, один момент, который меня поразил в самое сердце. «Что же это за момент такой?» – спрашиваю. А она, говорит, что ничего из спиртного в буфете студенты не приобрели, а всем гуртом навалились на варёные сосиски с горошком, за какие-то полчаса всё и сожрали. «Неужели, – спрашиваю. – вовсе отказались выпивку потреблять и учинять умеренное походное веселье?..» Факт отказа от выпивки мне уж очень показался подозрительным, а, главное, неудобным для решения той цели, что была поставлена. «Да. – говорит буфетчица. – Прямо-таки гадливо морщились на моё предложение прикупить винца, и заявляли, дескать, что в ваших краях только один шмурдяк гонят, а нам его даром не надо!» Представляете, какая незадача?