- Мимо часовенки к пруду, а там...
Алкоголик осел на землю и затих. Я кинулся проверять пульс на шее. Сердце билось, но очень неровно, скачками, а то и вовсе становилось неслышным.
- Грузите в машину, я сейчас распахну заднюю дверь, там места побольше, - банкир словно скинул ненужную шкуру этакого сельского говорилы, в голосе прорезались стальные нотки, взгляд стал расчетливым, жестким. Н-да. Промахнулся я, оценив Василь Петровича, как обывателя. Вот уж если кто и дракон, так это новый хозяин усадьбы. А все же сейчас руководство надо брать на себя. Алкаш - ключик к спасению нашей девицы. Помрёт, чего доброго, ничего уже не расскажет.
- На сиденье его надо, и чтоб кто-нибудь придержал. Тут сердце, похоже, шалит.
- Тогда все не влезут. Там сзади нормально, даже матрас есть. Я ночевал как-то на рыбалке.
- Участкового пихаем в багажник. Этого на заднее сиденье. Егеря к нему рядом, он мужик опытный, сможет отследить пульс. Василь Петрович, я как до усадьбы доедем, конечка возьму, чтоб до часовни доехать? А вы уж перегрузите этого к участковому в машину, и в город до больницы пусть едут.
- Сам довезу. Заодно прокачусь до главного прокурора, чтоб заявление приняли, раз такое дело. Черт! Ещё и рабочих вчера всех снял, коневоз не хотел показывать с номерами, ну, вы понимаете. Ни к чему, думал. Были б на месте, так и не сунулся бы никто.
- Какое заявление? Вам же он ясно сказал, девица посопротивлялась для виду, ну а дальше - дело молодое, горячее, - донеслось из багажника, - орать же она не орала, вы бы и в усадьбе услышали.
Банкир, ни слова не говоря, прибавил газу.
- Такие, как она, не орут, а бьются до последнего вздоха. Нет, если Варька пустила в ход хлыст, значит, все плохо было. О доброй воле речи тут не идёт.
- Коня берите, поступайте, как считаете нужным. Только седло ещё не пришло. Подсядете так? - окинул он мою седину оценивающим взглядом, словно примериваясь к добротному, но потрепанному временем механизму.
- А оголовье?
- Висит в амуничнике, найдете. Спасибо за помощь. Отблагодарю.
- Не стоит, свои люди, одно дело делаем. Справлюсь, вспомню былые годы. Авось, немецкий конек без придури. Все же порода, да и воспитан, как полагается.
Варенька
Кукла наряженная, Барби. Впрочем, Варвара и Барбара, действительно, одно имя. С одной стороны хочется немедленно с себя все стянуть, слишком непривычно и неуместно. Все ещё и смотрят, брр. А с другой стороны настолько красивой я не была даже на выпускном. Платье закрытое полностью, не считая широкого выреза декольте, лёгкое, струящееся и, к счастью, без всяких корсетов и кринолинов. Просто длинное и приталенное. В ушах горят и переливаются искрами серьги, вырез груди холодят мелкие листья жемчужных цветов с сердцевинками из бриллиантов. Красиво, но для меня это все слишком. Ещё и волосы девушки собрали мне в косы и как-то лихо разложили их по всей голове, сколов сотней невидимочек. Ужас. Хорошо хоть, туфли удобные. Вот только цокот моих каблуков разносится эхом по всему огромному дому, чудится, что даже застревает где-то в люстре под потолком.
Иду к дверям кабинета как на расстрел. Впереди меня чинно шагает мужчина в ливрее, должно быть, дворецкий. Косичка коротких волос так и прыгает в такт его неслышным шагам. То и дело пытаюсь поправить складки на юбке, чтобы хоть куда-нибудь деть похолодевшие от волнения руки. Торг. Мне предстоит всего-навсего торг. На кону - мои свобода, жизнь и как это ни смешно звучит, честь. Хотя нет, не честь. Не знаю, как назвать. Не готова я становится женой того, кого я не знаю взаправду, по-настоящему. Да и вообще, не готова становиться женой, мне привычней самой по себе. Быть вольной и делать, что захочу и когда захочу, не отчитываясь ни перед кем в собственных планах. Ни в чем ни от кого не зависеть. Вот только конек у него очень славный. Может, удастся выторговать себе жеребца, раз он все равно до того к нему равнодушен, что отпустил в лесу просто так. Козел!
