Валя принялась сноровисто собирать грязную посуду.
– А ведь это отец тебя испугался, – засмеялась она. – Он у меня водитель автобуса. По ночам прогревальщиком в автопарке подрабатывает. И повадилась к ним какая-то мразь по автобусам шарить. Стали следить. Неделю назад накрыли двоих с Зарельсовой. Надо было в милицию сдать. Но шоферы – народ горячий. У них своё правосудие. Выпустили едва живыми. Теперь вот дрожат.
– Не боишься чужому-то такое? – Танков удивился. – Я вроде тоже из милиции.
– Не боюсь, – Валя стащила косынку, под которой оказались короткие пшеничные волосы, придвинула гостю розетку с вареньем. – Давно выяснила: никуда эти обормоты не обращались. Дома бодягой залечились. Это я так, для педагогики стращаю. Кроме меня, кто присмотрит? Женить бы его, тем более комнат две, разместились бы. Да всё отлынивает. Сначала пел: пока, мол, школу не кончишь. Теперь – «пока институт»…
Она заметила, что гость принялся исподтишка шарить взглядом по стенам в поисках фотографий.
– Вдвоем мы. Давно, – сухо пояснила Валя. – И вообще – пей чай. – Она подхватила грязную посуду и вышла. А когда вернулась, Танков задохнулся.
За несколько минут она успела сменить халатик на облегающий сарафанчик, под которым сразу стала заметна легкая изящная фигурка.
Подсела к Танкову.
– Так что Вадька натворил?
– Почему натворил? – растерялся Танков.
– Для чего-то ты сюда пришел… Да заедай вареньем. Сама, между прочим, варила.
Танков вежливо выудил из розетки вишенку, долго обсасывал, соображая, как держаться дальше. Полномочий на ведение откровенных разговоров он не получал. – Вадька ведь на самом деле нормальный пацанчик, – произнесла Валя тоном умудренной женщины. – Учится, матери помогает. Даже втайне подрабатывает: вагоны на товарной станции разгружает.
– Почему в тайне?
– В этом-то и штука, – Валя недоуменно наморщила носик. – Я сначала, как он проговорился, думала, на новый видик собирает. Целыми днями о нем трендит. А он матери на Восьмое марта вазу хрустальную принес. С цветами. Поступок? – Она вздохнула растроганно.
– Поступок, – согласился Танков. Он был готов со всем соглашаться, лишь бы не сходила с ее личика лёгкая блуждающая улыбка.
Настенные часы хрипло вздохнули и принялись отстукивать половину восьмого. Танков спохватился. Он сидел за столом в чужом доме, распивал чай с вареньем, млея при виде обворожительной хозяйки. И – ничего не происходило. Странная получалась первая в его жизни засада, невсамделишная. Валя, перехватившая взгляд гостя, брошенный на часы, в свою очередь встревожилась.
– Слушай, дело-то к ночи. И впрямь серьезное что?
– Да, серьезное, – врать ей Танкову не хотелось. Пытаясь избежать дальнейших расспросов, он принялся усиленно дуть на остывший чай.
Но Валя оказалась не из тех, кто легко отступается.
– Излупили кого? – она пытливо вгляделась в Танкова.
– Почему так решила?
– А что еще у пацанов бывает?.. Так как?
– Избили, – скупо подтвердил Танков. – Арест ему грозит.
– Вот гаденыш. – Валя присвистнула озадаченно. – Знаешь что? Ты б матери его не говорил. Она ж одиночка. Одна сына поднимала. Все в него вложила. Поздний ребенок. Понимаешь? Сердце у нее больное, «Скорую» чуть не каждый месяц вызываем. Если и впрямь…
Танков упрямо дул на чай.
– Давай так сделаем. – Она придвинулась вплотную, так что Танков с волнением ощутил прикосновение женской ноги. – Ты сейчас уходи. А завтра с утра мы с отцом его, куда скажешь, приволокем. Как мать на работу уйдет, за шкирку возьмем и притащим. Слово! А потом как-нибудь Катерину Петровну подготовим. Хочешь, вместе?
