Так хотелось доверить бумаге развороты своей души! Но знала, что личного в доме ничего нет. Родители считали себя вправе знать, что лежит в ее сумке или ящике, читать письма и тетради. И вправе чаще всего осуждать. Сочиняла стихи. Никто и никогда их не видел и не слышал, потому что жили они только в ее голове.
Нет, родители не были злыми людьми. И, конечно, они ее любили. Но считали, что мир вокруг враждебен, а жить – это больше выживать. Дом – это крепость, которая их защищает, и лучше, если он будет с решетками.
Если бы они понимали, какой вулкан горел в ее душе! Как хотелось свободы в чувствах, мыслях и словах! Но находила силы себя сдерживать. Она здесь чужая! Ее будущее не будет связано с этим домом.
Сны преследовали ее. Бежать!
Некоторое время назад она не выдержала и спросила мать: «Почему ты другим людям рассказываешь больше про своих воспитанников в детском саду, какие они талантливые, умные и замечательные, а про своих внуков – что ленятся, не слушаются?.. Никогда их не хвалишь. Или ты растрачиваешь свою любовь на работе и для родных детей ее у тебя не остается?» Она знала, что несправедлива к матери, которая их всех очень любила. Но любовь, как воздух, должна заполнять все пространство. Не умеют открыто проявлять ее люди, которые сами не считают себя достойными любви. В день рождения: «Зачем эти подарки? Ну ладно уж, раз подарили». Прошлогодняя новая люстра так и смотрела из коробки на еле мерцающие старые два плафона из трех. Ощущение своего неполноценного «я» распространяется и на близких людей – «захвалю, избалую».
Она взяла себе за правило чаще говорить детям, что они самые лучшие на свете, не жалеть своей любви и не прятать ее где-то глубоко. Важно чувствовать это тепло каждую минуту, каждую секунду. И тогда повзрослевшие дети будут отдавать силы на великие и важные для них дела, а не на преодоление своих комплексов недолюбленности и недооцененности.
Воздух окружающей действительности наливался душным наэлектризованным напряжением и раздражением. Миру взрослых стало не до своих детей, не до их чувств и надежд. Куда там – в своих бы разобраться! Грянула эпоха талонов на мыло, сахар, колбасу и водку, часовых очередей за хлебом и молоком. Простые обыватели мало понимали кричащих с экранов новых политиков о плюрализме мнений, но принятый сухой закон повернули по-своему – полился алкоголь иного качества (деревенское умение варить брагу очень пригодилось).
В одно мгновение оказались не нужны заводы и фабрики – гордость индустриализации. И люди, которые на них работали. После очередного месяца невыплаченной зарплаты в глазах растерянного отца – жалкое недоумение. И отчаянье – в материнских после закрытия текстильного гиганта, к которому принадлежал детский сад.
Вот и пригодились залежи ненужных накупленных вещей. Да здравствует свободная торговля! Потянулись вереницы автобусов на московские и польские челночные рынки с женщинами-коммерсантками, к рядам которых присоединилась и ее мать.
А большинство мужчин, в том числе отец, не считали достойным для себя быть «торгашами», «спекулянтами». Но что делать дальше, тоже не понимали. Продолжали с упорством ждать, что страна «образумится» и все наконец вернется к прежней размеренной жизни. Их разум не принимал, что ожидание затянулось: по-старому уже не будет и свою жизнь пора менять. Упорно отвергая новое настоящее, застряв в прошлом, ее отец отклонял неоднократные приглашения от кооперативов, открывающихся как грибы. Она недоумевала – он отказался даже от предложения работы в Европе, о которой просто мечтали многие. Что это – «совковые» стереотипы и страхи? Умнейшая голова застряла на холостых оборотах бесцельной надежды на открытие родного завода, возврат стремительно обесценивающихся денег. Работящие руки перебивались халтурой.
